«Новая» хронология Русско-Японской войны 1904–1905 годов

Куропаткин, имея перед собой три армии противника, каждая из которых состояла из трёх дивизий, не желал перенимать японскую систему. Противно всем правилам военной науки, он создавал "авангарды", "группы", "резервы", "отдельные отряды", "сводные" отрядики и пр., по-всякому тасуя свои корпуса и дивизии. Манчжурская армия под его командованием достигла численности 210 000 солдат и офицеров, превратившись в самую большую армию военного времени.

Куропаткин, полгода будучи "самостоятельным и ответственным начальником" над этой распухающей аморфной массой, думал, что очень покойно устроился. В штабе – лично им отобранные люди, корпусные командиры- тоже все свои, и хоть некоторые из них (Соболев, барон Мейендорф) тоже полные генералы и генерал-адъютанты, но видят в Алексее Николаевиче прежде всего военного министра, Лицо начальствующее, и следом за ним так же исповедуют "отступление и терпение". Если в Манчжурской армии и есть еретики, то это молодые офицеры, не выше штабс-капитанских чинов. Не вся молодёжь понимает глубины стратегических помыслов командующего и шепчется- мол, почему отступаем, превращаясь из русской армии в какую-то похоронную процессию. Но это- "низы", в благонадёжности и лояльности армейских "верхов" Алексей Николаевич мог быть уверен как в себе.

Вообще, за шестилетие своего министерства, Куропаткин хорошо узнал людей, и со всем генералитетом был в нормальных отношениях. Исключением на общем однообразном и благополучном фоне был только командующий Виленским военным округом генерал от инфантерии О.К. Гриппенберг.

Уже в 1902 году военный министр Куропаткин делает Гриппенбергу письменную выволочку:

"Большой и вполне желательный авторитет, который должны иметь и имеют в нашей армии по вопросу об обучении войск командующие войсками в округах, не должен всё же переходить известные границы. … Ныне, по примеру генерала Драгомирова, и генерал Гриппенберг в Виленском военном округе стал проводить свои мнения, отличные от указаний устава. … генерал Гриппенберг рекомендует пехоте в сомкнутом строю отражать атаки конницы не залпами, а одиночным огнём пачками. Равно при наступлении цепей перебежками генерал Гриппенберг слишком безусловно указывает, что перебежки нужно начинать непременно с флангов".

Генерал Гриппенберг, будучи старее Куропаткина годами, чинами, заслугами и влиянием при дворе, очень тогда обиделся.

– Скурк!

– публично назвал он военного министра.

Что-то среднее между шкурой и скунсом, непонятное, поэтому обидное вдвойне?

* * *

План войны, объявленный Куропаткиным государю в феврале 1904 года, предусматривал отступление Манчжурской армии вплоть до рубежа КВЖД и Харбина. Только на этом рубеже ожидалось, что мы усилимся многократно, а японцы многократно ослабнут, и можно будет без всякого риска перейти в наступление… до самого Токио, взятие которого Куропаткин считал непременным условием нашей победы.

"Терпение, терпение и терпение", – на всю Россию провозгласил тогда Куропаткин. Отступление до Харбина подразумевало оставление квантунского побережья с Порт-Артуром,  Ляояна и даже Мукдена – никакие населённые пункты, по мнению лучшего русского стратега, не заслуживали того, чтобы отстаивать их.

У Манчжурской армии было достаточно сил и возможностей чтобы с первых недель войны организовать оборону "крепости Азия" и вообще не впустить японские армии – на рубеже р. Ялу и у Цзинчжоу.

Потом была возможность остановить японцев на дальних подступах к Ляояну- у ст. Ташичао и на Янзелинском перевале.

Потом была возможность дать генеральное сражение на ближних к Ляояну подступах, опираясь на три укреплённые полосы и десятки полностью оборудованных фортов, и выйти из него победителями.

Куропаткин, всё время видя свои войска берущими Токио, осознанно упустил все эти возможности. Четвёртой уже не могло предоставиться – с падением Ляояна ему оставалось только отступать перед сильнейшим противником. В распоряжении маршала Оямы теперь были все квантунские порты, включая Дальний и Инкоу, железная дорога, по которой шло снабжение японских армий, и судоходная река Тайцзыхэ. У Куропаткина же оставалась лишь тонкая ниточка Южно-манчжурской железной дороги. Эту ниточку враги могли перерезать в любой момент, в тылу Манчжурской армии увеличивались и всё больше наглели шайки хунхузов, каждый день ловили то японского шпиона, то диверсанта.