В этот момент позвонила миссис Рампейдж и сообщила, что перед ней стоит Гиллиган и желает срочно со мной встретиться – значит, сарафанное радио распространяло информацию получше любых газет. Я велел ей впустить его, и секундой спустя Утренний Гиллиган с бледным лицом и черными волосами, взъерошенными, но не совсем растрепанными, тихо ступая, прошел к моему столу. Он притворился, что удивлен присутствием посетителей, и принял извиняющийся вид, будто собирался уйти и вернуться позже.
– Нет-нет, – сказал я, – я рад вас видеть, поскольку это дает мне возможность представить вас нашим новым консультантам, которые некоторое время будут тесно работать со мной.
Гиллиган сглотнул, посмотрел на меня с глубочайшим подозрением и протянул руку, когда я стал его представлять.
– Сожалею, что незнаком с вашей практикой, джентльмены, – сказал он. – Могу я спросить название вашей фирмы? Это «Локуст, Блини, Бёрнс» или «Чартер, Картер, Макстон и Колтрейн»?
Назвав две крупнейшие консультационные компании в нашей сфере, Гиллиган попытался оценить, насколько тонок был лед у него под ногами: «ЛББ» специализировалась на инвестициях, тогда как «ЧКМ & К» – на недвижимости и фондах. Если мои посетители работали в первой компании, значит, гильотина висела над его шеей, если во второй – то под угрозой оказывалась голова Шкипера.
– Ни первое, ни второе, – ответил я. – Мистер Треск и мистер Тумак – руководители собственной организации, которая работает во всех областях торговли с такой тактичностью и профессионализмом, что известна лишь тем немногим, на кого они соглашаются работать.
– Превосходно, – прошептал Гиллиган, несколько озадаченно взглянув на карту и схему дома, лежащую у меня на столе. – Просто замечательно.
– Когда они предоставят мне свои отчеты, я дам всем об этом знать. Но до тех пор я бы предпочел, чтобы вы как можно меньше распространялись на эту тему. Хотя перемены – важнейший закон жизни, лишнего беспокойства желательно избежать.
– Вы знаете, что можете положиться на меня, – ответил Утренний Гиллиган, и это действительно было так, я это знал. Как знал я и то, что его альтер эго, Дневной Гиллиган, разнесет новости всем, кто не успеет услышать их от миссис Рампейдж. К шести часам вечера вся компания будет перемалывать информацию о том, что я вызвал консультантов такого исключительного уровня, что о них мало кому известно. Никто из моих коллег не осмелится признаться в незнании «Треск & Тумак», и мой авторитет, и без того неоспоримый, вырастет еще сильнее.
Чтобы отвлечь младшего партнера от плана «Зеленых труб» и грубой схемы моего имения, я сказал:
– Полагаю, вас привело сюда какое-то дело, Гиллиган.
– Ой! Да-да, конечно, – сказал он и с некоторым смущением представил мне тот предлог, с которым явился сюда – угрожающее снижение стоимости иностранного фонда, вложиться в который мы посоветовали одному из его музыкантов. Стоит ли рекомендовать ему продать свою долю, пока он не потерял денег, или мудрее будет переждать этот период? Потребовалась всего минута, чтобы решить, что музыканту следует сохранить свою долю до следующего квартала, когда ожидалось общее восстановление цен. На самом деле и я, и Гиллиган понимали, что этот вопрос можно было легко прояснить и по телефону. Вскоре он направился к двери, улыбаясь деревенщинам, неумело пытаясь показать им свое фальшивое доверие.
Как только детективы вернулись к своему столику, телефон зазвонил снова.
– Ваша жена, сэр, – сказал мистер Треск. – Помните: предельная душевность.
«Вот, опять фальшивое доверие, – подумал я, – только совершенно иного толка».
Я поднял трубку и услышал, как миссис Рампейдж говорит мне, что жена ожидает на линии.
Далее последовал банальный разговор, построенный на предельной двуличности. Маргарита притворилась, что мой внезапный уход во время ужина и позднее прибытие в офис заставили ее испугаться за мое здоровье. Я притворился, что у меня все хорошо, не считая лишь легкого расстройства желудка. Нормально ли добралась? Да. Как дом? Немного затхло, но в остальном порядок. Она никогда не осознавала размеров «Зеленых труб», пока не побродила по дому в одиночестве. Ходила ли уже в студию? Нет, но уже предвкушала, сколько всего сделает в ближайшие три-четыре дня, и думала работать даже по ночам. (Это был намек на то, что я не смогу с ней связаться, ведь в студии нет телефона.) После короткой неловкой паузы она добавила:
– Наверное, еще рано спрашивать, выяснил ли ты, кто предатель.
– Да, рано, – ответил я, – но вечером уже возьмусь за дело.
– Как жаль, что тебе приходится через это проходить, – сказала она. – Я знаю, каким болезненным было для тебя это открытие, и могу только догадываться, в каком ты, должно быть, гневе сейчас, но надеюсь, ты проявишь милосердие. Никакое наказание не возместит вреда, а если ты потребуешь расплаты, то только сделаешь больно самому себе. А тот человек потеряет работу и репутацию. Может быть, это уже достаточное наказание?