Новая книга ужасов

Она наконец отпустила кружку и вцепилась в мои ладони, ее пальцы были горячими и влажными.

– Деревня, мы сможем туда пробраться. Я знаю, что мы сможем.

– Нет, Чарли, – сказал я, но у меня не было шанса закончить фразу (что-то вроде «пути наружу нет, мы же пытались, и разве ты не помнишь сообщения по телевизору несколько недель назад?»), поскольку в комнату вошла Элли. Она приостановила движение, увидев Чарли, а затем подошла к буфету и насыпала себе в миску мюсли. Потом залила их водой. Молоко у нас закончилось с неделю назад.

– Телефона тут нет, – сказала она, закладывая в рот ложку кукурузных хлопьев. – И никакого телевещания, кроме каких-то мерцающих картинок, которые большинство из нас видеть не может. И верить им – тоже. Радио нет, за исключением какого-то иностранного канала. Рози говорит, что там говорят по-французски. Она слышала слова о фатуме. Вот как она перевела это слово, хотя мне кажется, что все это больше похоже на крах. Ближайшая деревня находится в десяти милях ходу. А у нас нет никакого средства передвижения, на котором можно было хотя бы выехать за пределы гаража. Идти пешком было бы чистым самоубийством.

И она захрустела своим завтраком, едва начавшим размокать, попутно замешивая в мюсли побольше сахара, чтобы придать им хоть какой-то вкус.

Чарли ничего не ответила. Она знала, о чем говорила Элли, но слезы были единственным возможным ответом.

– Итак, мы здесь, пока снег не растает, – сказал я.

Элли действительно была сущей стервой. Ни намека на обеспокоенность состоянием Чарли, ни слова утешения. Элли посмотрела на меня и на некоторое время перестала жевать.

– Я думаю, что, пока он не начал таять, мы защищены, – у нее был прямо дар выступать с идеями, которые, с одной стороны, дико меня бесили, а с другой – пугали до чертиков.

Чарли же оставалось только плакать.

Позднее трое из нас решили попробовать выбраться наружу. В моменты крайнего напряжения, паники и скорби логика более над нами не властна.

Я сказал, что пойду с Брендом и Чарли. Это было одно из самых дурацких решений, которые нам когда-либо доводилось принимать, но смотреть в глаза Чарли, когда она сидела на кухне, предоставленная сама себе, в раздумьях о своем зверски убитом парне, и слушать, как Элли рассказывает, что никакой надежды нет, все это было… Я просто не мог сказать «нет». И, чего скрывать, я был так же отчаянно настроен уйти отсюда, как и все остальные.

Было почти десять утра, когда мы отправились в путь. Элли была права, я знал это даже в тот момент. Выражение ее лица, когда она наблюдала, как мы продирались сквозь палисадник, должно было вернуть меня обратно: она думала, что я дурак. А она была последним человеком в мире, в глазах которого я бы хотел выглядеть глупо, но в моем сердце все же оставалось щемящее чувство, которое и толкало меня вперед: желание помочь Чарли, а также подозрение, что оставаясь на месте, мы просто сдаемся смерти.

Казалось, впрочем, что ее покров уже распростерт надо всем, что осталось от мира. За недели до нашей вылазки телевидение передавало ужасающие картины: люди, внезапно заболевавшие и умиравшие тысячами, продовольственные беспорядки в Лондоне, обмен ядерными ударами между Грецией и Турцией. И многое, многое другое, настолько же плохое. Мы уже знали, что-то надвигается – все разваливалось на части в течение многих лет. Но потом запустился кумулятивный эффект, и то, что начиналось как маленький, капающий вниз ручеек, впоследствии оборачивалось бурным яростным потоком.

«Нам лучше всего находиться там, где мы находимся», – однажды сказал мне Борис. И была некоторая доля иронии в том, что сейчас мы уходили из-за него.

Я нес дробовик. У Бренда был пневматический пистолет, хотя я бы скорее доверил ему заостренную палку. Он был не только крикливым и дерзким, но и значительную часть времени обкурен до одури. Если начнутся проблемы, я буду присматривать за ним пристальнее, чем за кем-либо еще.

Нечто убило Бориса, и, кем бы оно ни было, зверем или человеком, оно все еще находилось там, в снегах. Впрочем, надеюсь, что теперь-то оно сыто. Хотя, возможно, что и нет. Но это не повод отказываться от попытки уйти.

Снег в саду вокруг поместья достиг уже метра в глубину. Мы трое постарались сварганить из подручных материалов подобие снегоступов различной степени эффективности. Бренд прикрепил на каждую ногу по два обломка картинной рамы, и было похоже, что они скорее прорезают снег, как ножи, нежели приносят хоть какую-то пользу.

Но он цепко держался за свою идею, он боролся с последствиями своей ошибки, надувшись, вместо того, чтобы признать ее.