Новая книга ужасов

Чарли приспособила две сковородки без ручек, и, казалось, делала большие успехи. Мои же творения состояли из закрепленных кусков холста, вырезанных из уже никому не нужных портретов. Старые владельцы поместья глазели на меня сквозь снег, в то время как я то и дело наступал им на лица. К моменту, как мы добрались до конца дороги и повернулись, чтобы увидеть наблюдающих за нами Элли и Хейдена, я уже вспотел и изрядно выдохся. На тот момент наш маршрут составил около пятидесяти метров.

Поперек дороги шла каменистая тропинка, ведущая к расчлененному телу Бориса. Чарли посмотрела в ту сторону, по-видимому, желая еще раз взглянуть на своего парня.

– Идем, – сказал я, сжав ее локоть и увлекая прочь. Она не оказала никакого сопротивления.

Дорога казалась чуть более низкой, гладкой равниной между ощетинившимися изгородью берегами с обеих сторон. Все было ослепительно белым, и все мы надели солнечные очки, чтобы не ослепнуть от яркости снега. Так мы могли осматривать окрестности далеко за пределами побережья, видеть, как залив окружает берег и тянется дальше на восток, где скалистые утесы припорошены снегом и выглядят белыми в крапинку, где снег сносит на выступы, а случайные одинокие птицы ныряют в море и возвращаются с пустым клювом для того, чтобы исполнить заунывную песню для своих товарок.

Местами снег нависал на краю утеса, представляя собой смертельную ловушку для всех, кому вздумалось бы пройти этим маршрутом. Море то и дело вздымалось и опускалось на скалы, разбиваясь о них без брызг. Привычный рев волн, врезающихся в землю, медленно размывающих ее, и, в конечном итоге, наполняющих ее новой жизнью, изменился.

Теперь многотонные блоки грязного льда, перемалывающие друг друга, сменили обычные для этой местности белые барашки, еще не образуя жесткий покров над поверхностью воды, но уже став достаточно плотными, чтобы смирить волны. Было довольно печально смотреть за тем, как древний зверь-океан сворачивается от старости. Я увидел, как баклан, сумев пробиться сквозь толстый лед, нырнул и не смог пробить его поверхность с другой стороны. Это выглядело похожим на самоубийство. Кем бы я был, если б сказал, что это было не так?

– Сколько еще? – снова спросил Бренд.

– Десять миль, – ответил я.

– Я измотался… – он уже забил косяк и сделал несколько долгих глубоких затяжек. Я слышал, как дымящийся кончик сигареты, шипя, потрескивал на морозном воздухе.

– Мы прошли всего около трехсот метров, – сказал я, и Бренд заткнулся.

Разговаривать было трудно, для того, чтобы идти, нам был нужен весь объем легких. Иногда снегоступы помогали, особенно там, где поверхность снега уже подмерзла прошлой ночью. А бывало, мы проваливались в снег по самые бедра, и нужно было раскидывать руки в стороны для того, чтобы сохранить равновесие, повторно утопая при каждом следующем шаге.

Рюкзаки не способствовали легкости движения. Каждый из нас нес еду, воду и сухую одежду, и эта ноша, казалось, вызывала затруднения, особенно у Бренда. Небо было ясным и голубым. Солнце поднималось перед нами, как будто насмехаясь над заснеженным пейзажем. Некоторые дни начинались подобным образом, но снег и не думал таять. Я уже почти забыл, на что похожа земля, лежащая под снегом, казалось, что он был здесь всегда.

Когда это только начиналось, все было не так плохо, и мы напоминали стайку школьников, просыпающихся с единственной мыслью выяснить, что в пейзаже изменилось за ночь. Чарли и я все еще спускались к воде, чтобы делать необходимые замеры, и в первый день снегопада, когда мы вернулись, в саду стоял снеговик, на который надели один из ее бюстгальтеров и мои трусы. Далее последовала битва снежками, в которой Бренд повел себя чуть более агрессивно, чем следовало бы для его же блага. Мы на него ополчились и закидали снежками, спрессованными до состояния льда, пока он не начал кричать и визжать. Мы все замерзли, промокли и получили уйму синяков в тот день, но не могли перестать смеяться в течение нескольких часов. Затем нам предстояло греться перед открытым огнем в просторной гостиной. Розали разделась до трусиков и начала танцевать под музыку, звучащую по радио. Она сама в некоторой степени представляла собой пережиток шестидесятых, и, по-видимому, не понимала, какой эффект ее маленькое выступление произведет на тепличное растение вроде меня. Впрочем, я смотрел с удовольствием.