Новая книга ужасов

– Не могу ничего разглядеть, – сказала Чарли, выдергивая меня обратно в холодную действительность. – Ветровое стекло покрыто льдом и с обратной стороны.

– У нас уйдут годы, чтобы отчистить двери.

– Для чего ты хочешь это сделать? – спросил Бренд. – Мертвая машина, внутри которой наверняка полно мертвых людей.

– Даже у мертвых людей может оказаться при себе оружие, еда и топливо, – резонно заметил я. – Кстати, не желаешь нам помочь?

Бренд посмотрел на потемневшее ветровое стекло, на содержимое автомобиля, сокрытое от любопытных взглядов намерзшим льдом и пластами снега, препятствующими проникновению внутрь света. Он осторожно присел на свой рюкзак, и, удостоверившись в том, что тот выдерживает его вес, не уходя в снег, вновь раскурил косяк и уставился на море. Мне подумалось, что едва ли он заметил бы, если бы мы оставили его там за этим занятием.

– Можно было бы попробовать открыть одну из пассажирских дверей, – сказала Чарли. – Со стороны водителя машина увязла в сугробе, и, чтобы открыть ее, нужно будет промучиться несколько часов. – И мы вдвоем взялись за дело, передвинувшись к середине машины.

– Будь начеку, – сказал я Бренду. Он только кивнул и продолжил смотреть на море, тяжело вздымавшее и опускавшее пласты льда, которые становились все шире и шире.

Я использовал дробовик в качестве опоры, чтобы подняться сначала на капот, а потом и на крышу машины.

– Что? – спросила Чарли. Я не ответил, медленно поворачиваясь вокруг и пытаясь различить какое-либо движение на белом фоне. К западу находилось поместье, всего в паре миль отсюда, хотя и скрытое какой-то из многочисленных складок ландшафта.

На севере же крутой берег противостоял морю, нависая над ним высокими скалами, выступающими то там, то тут, а в завершение композиции эти скалистые участки венчала редкая поросль деревьев, достаточно выносливых, чтобы пережить атлантические штормы…

Ничего не двигалось.

Снег с дождем быстро превращался в бурю, и я внезапно испугался. Поместье осталось по меньшей мере в трех милях позади нас, до деревни предстояло пройти еще семь. Мы застряли посередине, трое слабых людей, медленно замерзающих из-за того, что природе вздумалось психануть и наслать на нас несколько недель снега и льда.

И мы находились посреди всего этого, уверенные, что мы сможем справиться с этим, уверенные в наших хилых умственных способностях и в том, что именно мы здесь продолжаем быть хозяевами ситуации. Насколько бы инфицированы мы ни были.

Я знал, что мы никогда не будем диктовать условия. Природа может позволить нам жить, но в конце концов она займется лечением и самоочищением. И кто знает, останется ли для нас место в этом обновленном мире.

По-видимому, сейчас шел первый этап подобной чистки. В то время как цивилизации истребляли сами себя, болезни и экстремальные погодные условия воспользовались тем, что мы отвлеклись на сведение счетов друг с другом, чтобы избавиться от ослабших ненужных звеньев.

– Нам нужно возвращаться, – сказал я.

– Но деревня…

– Чарли, уже почти два. Через два часа уже начнет темнеть, и это – максимум. Мы не можем идти в темноте; так мы либо пройдем мимо деревни, либо, что вероятнее, наткнемся на один из тех ледяных карнизов на краю обрыва. А Бренд уже так догнался, что может принять нас за призраков и начать стрелять по нам из своей пукалки.

– Эй!

– Но Борис… – пробормотала Чарли. – Он… нам нужна помощь. Чтобы похоронить его. Нужно же кому-то рассказать…

Я осторожно спустился с крыши автомобиля и приземлился в снег рядом с ней.

– Нам надо осмотреть машину. А после этого нам нужно вернуться. Никакой помощи никому не будет, если мы замерзнем здесь до смерти.

– Мне не холодно, – сказала Чарли вызывающим тоном.

– Это потому, что ты двигаешься, и твое тело совершает работу. Когда ты идешь, твое кровообращение активней, ты согреваешься и потеешь. Но стоит только остановиться – а нам наверняка придется и не раз, – ты перестанешь двигаться. Твой пот замерзнет, и ты тоже. Мы все замерзнем. И найдут нас только в оттепель, тебя и меня, прижавшихся друг к другу, чтобы сохранить остатки тепла, а Бренда с его извечным косяком в глотке.

Чарли улыбнулась. Бренд нахмурился. Мне понравилась реакция обоих.

– Запертая дверь промерзла, – сказала она.

– Попробую открыть своим ключом, – я с размаху ударил стекло прикладом дробовика. После нескольких попыток стекло лопнуло, и я вытащил его по частям, пользуясь тем, что перчатки надежно защищали руки от порезов. Потянуло перегаром и чем-то протухшим. Чарли отступила назад с легким стоном. Бренд рассеянно смотрел за происходящим.

Мы заглянули внутрь автомобиля, наклонясь вперед так, чтобы слабый свет смог бы обогнуть нас.

На сиденье водителя находился мертвый мужчина. Он изрядно промерз, сгорбившись под несколькими одеялами так, что были видны только его глаза и нос. С лица свисали сосульки. Его веки еще были открыты. На приборной панели стояла свеча, от которой по мере горения осталась лишь лужица воска, повторяющего форму капающего на пол льда.