Она припарковалась на улице, но не забыла проверить учительскую парковку школы Призрачной Гавани. Две машины: черный «ягуар» (СМТРТЕЛ1) и потрепанный серебристый «пежо» («у меня французская машина»). Женевьева осмотрела «пежо» и нашла на нем идентификацию ЛАДП. Внутри был беспорядок. Она уловила запах сигар.
Школа, как и городок, ничем не выделялась – она оставляла впечатление слегка ненастоящих декораций, потому что все было новеньким. Самое старое здание заложили в 1965-м. Подобные места казались Женевьеве временными.
Полезная карта перед ступенями главного здания помогла определить, где находилась библиотека – нужно было пройти через квадратный школьный дворик, засеянный газоном. На территории школы было темно – дети еще не вернулись с рождественских каникул. И не было вечерних занятий. Она сперва проверила адрес Горзе, но никого не было дома.
Единственное светлое пятно было в библиотеке – словно на мягкой обложке готического романа.
Она осторожно пересекла двор. В дверях библиотеки обнаружился безвольный сверток в дождевике. С упавшим сердцем, она опустилась на колени и поняла, что лейтенант без сознания, но все еще жив. Его жестоко покусали и обескровили. Рваная рана на горле указывала, что все было сделано по-старинке – с силой схватили сзади, разодрали клыками, после чего глотали, присосавшись. Открытый вампиризм, тяжкое уголовное преступление по всем статьям – без применения силы обаяния, чтобы сгладить происшествие. Было тяжело заворожить одноглазого, хотя некоторые вампиры использовали шепот и могли завлечь даже слепого.
В Призрачной Гавани был еще один вампир. И, судя по свидетельствам, один из плохих. Возможно, этим объяснялось предубеждение Барби. Хотя всегда было ошибочным экстраполировать отдельный пример на всю группу.
Она сжала рукой края раны, ощущая под пальцами слабый пульс. Кто бы ни покусал детектива, он даже не подумал закрыть вентиль после того, как насытился. Пятна крови на его плаще и воротнике рубашки пересилили ее цивилизованность: клыки заострились, а рот наполнился слюной. И это было хорошо. Физическим проявлением ее обращения было то, что ее слюна приобрела свойства антисептика. Вампиры ее линии крови кормились мягко и неоднократно. После укуса можно было зализать рану целиком, и она закрывалась.
Неуклюже повернувшись и придерживая безвольно мотающуюся голову лейтенанта, чтобы добраться до шеи, она высунула язык и нанесла слюну по всей длине раны. Она пыталась не обращать внимания на хоть и отдающий сигарами, но вызывающий эйфорию вкус его крови. Ее сознание коснулось его острого, проницательного разума.
Он никогда не считал ее виновной. До сих пор.
– Отличная картинка, французка, – проговорил знакомый девичий голос. – Кровосос классический сто один, гадюка и ее жертва. Разве твой папаша-во-тьме не предостерегал тебя, чтобы ты не перекусывала между трапезами? Тебя разнесет, и ты не влезешь в свои парадные платья. Разве это хорошо?
Женевьева знала, что Барби не примет ее объяснений. И она тут же поняла – почему.
Рану оставили открытой специально для нее.
– Меня подставили, – сказала она сквозь окровавленные клыки.
Барби хихикнула – юное видение в красной юбочке чирлидера, с белыми гольфами, шерстяным топиком с короткими рукавами и с чокером в виде полоски из дешевого металла. На ее щеках посверкивали румяна с блестками, а на ободке для волос крепились «усики», на концах которых болтались помпоны в виде звезд.
Она подняла свой кол и сказала:
– Ножницы режут бумагу.
Женевьева достала пистолет и прицелилась.
– Камень тупит ножницы.
– Эй, нечестно, – заныла Барби.
Женевьева насколько возможно осторожно пристроила раненого и поднялась на ноги. Ее пистолет был нацелен в сердце Истребительницы.
– А где сказано, что вампиры сражаются в стиле кунг-фу? В этой стране у каждого есть огнестрел, так почему ему не быть у меня?
На секунду ей даже стало почти жалко Барби Истребительницу – лоб той сморщился, нижняя губа задрожала, как у обиженной пятилетней девочки, и на глазах показались слезы разочарования. Ей нужно еще много узнать о жизни. Если у Женевьевы все получится, то девчонка завершит свое обучение в женской тюрьме Техачапи.
Серебряный нож скользнул вблизи ее шеи.
– Бумага заворачивает камень, – учтиво сказали с британским акцентом.
– Барби не знает, не так ли? Что ты – носферату?
Эрнест Ральф Горзе, библиотекарь старшей школы был воплощением твидово-консервативного среднего класса, настолько утрированным англичанином, что Алистер Кук на его фоне смотрелся бы как парнишка с задворок. Он изогнул изящную бровь, демонстративно протер очки в круглой металлической оправе платком из верхнего кармана, и состроил гримасу из серии «Я-такой-безнравственный», от чего его чуть изогнутые клыки показались из-под верхней губы.
– Нет, боюсь нет. Приятная глазу, восхитительная знакомая, но наша маленькая Барбара страшно глупа.