Новая книга ужасов

– Я просто соблюдала вежливость, – призналась она.

Маг был слегка разочарован. Он устроился на куче гаремных подушек и указал на участок турецкого ковра, куда она могла сесть.

На узоре было очень старое пятно крови.

– Не обращай внимания, – сказал он. – Это от тридцатилетней статистки, дефлорированной Чарли Чаплиным на пике «ревущих двадцатых».

Она решила не говорить ему, что кровь не относилась к девственной плеве (хотя и была человеческой).

– Я навел защитные чары, в качестве предосторожности. С твоей стороны было очень любезно предупредить меня, что наше интервью может иметь последствия.

За века Женевьева отвыкла думать о себе как о сверхъестественном существе. И каждый раз была немного удивлена, встречая людей, которые видели ее именно так. Возможно, они не были неправы, но это было необычно и немодно. В мире существовали монстры, но она до сих пор не знала, существовала ли магия.

– Один человек, который мне помогал, сказал, что из-за меня его карьера разрушена, – сказала она, чувствуя, что рана еще слишком свежа. – Другой, который просто был моим другом, погиб.

– Мою карьеру нельзя разрушить, – ответил маг. – А смерть ничего не значит. Как ты знаешь, она преходяща. Хотя, например, подготовка к ней может быть чрезвычайно неприятной, как я понимаю. Думаю, я хотел бы не получать подобный опыт, если это возможно.

Она не могла его упрекнуть.

– Я видела некоторые твои фильмы и просматривала написанное, – сказала она. – Мне кажется, ты веришь, что игровые фильмы – это ритуалы.

– Хорошо сказано. Да, все настоящие фильмы – это заклинания, призывы. Большинство сделано людьми, которые это не осознают. Но я сознаю. Когда я называю фильм «Заклинание моего брата демона», я имею в виду ровно это. Недостаточно воткнуть камеру посреди ритуала. Получится только религиозное ТВ, помоги Господь. Дело в освещении, в монтаже, в музыке. Реальность должна быть изгнана, каналы открыты для Запредельного. На съемках всегда присутствуют манифестации. Зрители могут не понимать, что происходит, на сознательном уровне, но они всегда знают. Всегда. Количества эктоплазмы, влитой в зрительский зал одними только дрэг-квин[144] на новом показе картины Джоан Кроуфорд в Западном Голливуде, хватило бы на воплощение небольшого джинна в виде богини удачи – с тюрбаном, и острыми скулами, и вот такенными наплечниками.

Она нашла этот образ привлекательным, но пугающим.

– Если бы ты сделал дюжину фильмов о, скажем, дьяволе – появится ли Князь Тьмы?

Это повеселило мага.

– Что за невероятная идея? Хотя в ней есть некое зерно. Если ты сделаешь двенадцать обычных фильмов про Дьявола, людям он может показаться более настоящим, станет чаще фигурировать в массовой культуре, о нем станут говорить и помещать на обложки журналов. Но, посмотрим правде в лицо, то же самое происходит, если ты делаешь один обычный фильм про акулу. А вот тринадцатый фильм все меняет и может провернуть фокус.

– И это будет твой фильм? Фильм, снятый режиссером, который понимает ритуал?

– К сожалению, нет. Великая трагедия магии в том, что наибольшего эффекта достигаешь без осознанной мысли, без намерения. Чтобы стать мастерским волшебником, придется отбросить математику и стать мечтателем. Мой фильм о дьяволе, как ты говоришь, будет только робким призывом, который привлечет внимание запредельного духа. Чтобы действительно призвать Его Сатанинское Величество на Землю, понадобится работа превосходящего все гения, дополненная режиссером, у которого нет иного намерения, кроме как создать чудесную иллюзию, – фон Стернберга или Фрэнка Борзейги. Этот тринадцатый фильм, «Жестокий Шанхай» или «История вершится ночью», будет идеальным ритуалом. И его козлоподобный герой сможет оставить отпечаток раздвоенного копыта в цементе перед Китайским Театром Граумана.

XXV