Далее вы припомните, как эксцентричные теории Масвелла о литературе пользовались краткой, но скверной известностью в пятидесятых годах. В серии очерков в недолго просуществовавшем американском фантастическом журнале «Некрофил» он отстаивал мистические истории. Это было в то самое время, когда другие ученые и критики в отвращении отвернулись от сего жанра после пресыщения неграмотным чтивом в таких бульварных журналах, как, например, «Паранормальные рассказы». Масвелл утверждал, что антропоцентрическая проблематика реализма тормозит возможности гораздо более глубокого исследования бесконечности. Созерцание бесконечного, как он утверждал, было тем даром, что отделил человека от животного. А реализм, по его мнению, был литературой скучной и обыденной. По его утверждению, именно поиск скрытых тайн лег в основу литературы великой. Масвелл также считал, что литературное творчество, в своей высшей форме, должно разгадать тайны жизни и смерти. Последний концепт он никогда не пояснял, но намекал, что его достижение предполагает некоторые фактические изменения в структуре самой реальности. Пожалуй, было неизбежным то, что подобные убеждения привели его к увольнению из Оксфорда и репутации глупого мистика в академических кругах.
После тихого изгнания из Оксфорда Масвелл удалился к высотам Хайгейт. И здесь, в этом лондонском предместье, где вел последний бой с опийной наркоманией Сэмюэл Тейлор Кольридж, Масвелл продолжил свой литературный крестовый поход. Серия фотографий, напечатанная в четвертом номере «Некрофила», демонстрировала толстенького Масвелла, который бродил по зеленым улочкам Хайгейта одетым в черный костюм-тройку, с сигаретой, зажатой между губ, и в очках. Рука в перчатке сжимает книгу историй о привидениях за авторством Лилит Блейк, которой он восхищался. Эта викторианская писательница, пожалуй, наиболее известна своим сборником рассказов «Воссоединение и другие истории». Тогда, как и сейчас, весьма редкая, эта книга была напечатана тиражом всего в сто экземпляров. Среди знатоков она приобрела легендарный статус. Масвелл был, несомненно, величайшим авторитетом среди изучающих жизнь и творчество Лилит. Он один обладал тем немногим, что осталось от нее, включая корреспонденцию, а также дневники, фотографии и другие личные вещи.
Переезд Масвелла в Хайгейт, пожалуй, более всего был обусловлен тем фактом, что Блейк прожила в этой деревне все двадцать два года своей недолгой жизни. Ее останки были погребены на старом Западном кладбище в Суэйн Лейн.
Я впервые встретил Альфреда Масвелла после того, как написал ему письмо с просьбой предоставить некоторую информацию о Лилит Блейк для статьи, которую я планировал посвятить писателям-мистикам конца девятнадцатого и начала двадцатого веков. После переписки он предложил встретиться днем в читальном зале Хайгейтского литературного и научного института. Оттуда он хотел проводить меня до своей комнаты, спрятанной в лабиринте узких кирпичных проходов за Понд Сквер, которую, судя по всему, было трудно найти без посторонней помощи.
В холодный, ясный зимний полдень я вышел на станции метро Хайгет и направился по Саутвуд-Лейн к поселку. Снег выпал накануне вечером, и улица была почти безлюдной. Тишину нарушал лишь звук моих шагов и скрип снега в хрупкой тишине. Когда я добрался до Хайгейт, я на некоторое время остановился, чтобы осмотреть окружающий пейзаж. Дома эпохи короля Георга были облачены в белое и сверкали в морозном свете солнца. Резкий ветер дул холодными порывами, пел в дымоходах и между провисшими крышами. Один или два местных жителя, одетые в бушлаты и глухо укутанные, прошли мимо, настороженно поглядывая на меня.
Я подошел к одному из этих пешеходов, и он направил меня в сторону Института. Это было побеленное двухэтажное строение, выходящее на площадь на углу Суэйн Лейн. Сквозь окна первых этажей я увидел зарево от горевшего внутри камина и толстенького мужчину, читающего в кресле. Это был Альфред Масвелл.
Стряхнув снег с одежды, я вошел внутрь и представился. Он выбрался из кресла, выпрямился, как рак-отшельник, сбросивший оболочку, и выбросил вперед руку в перчатке, чтобы обменяться рукопожатиями. Он был одет в свой обычный черный костюм, сигарета свисала с нижней губы. Его глаза напряженно уставились на меня из-за круглых очков. Волосы его поредели и побелели, если сравнивать с фотографиями в «Некрофиле». Лысина на макушке придавала ему несколько монашеский облик.
Я повесил пальто с капюшоном и шарф на вешалку и сел в кресло перед Масвеллом.
– Нас никто не побеспокоит в течение по крайней мере еще нескольких минут, – сказал он. – Остальные члены научного сообщества в библиотеке, слушают какую-то лекцию об этом шарлатане Джеймсе Джойсе.