Новая книга ужасов

«Вторая жена», пятый роман Хелен Ральстон стал откровением: минималистский, тонкий, психологически сложный, неоднозначный и чуть мрачный… это был роман из тех, к написанию которых я стремилась сама. Сейчас, в творчески пустой период жизни, он расшевелил во мне писательскую зависть. Впервые за целую вечность я хотела бы работать над романом. И даже зная, что еще далеко не готова начать, смогла поверить, что такое время придет, что дороги фантазии закрыты для меня не навсегда. Может быть, после того как закончу с Хелен Ральстон, я вдохновлюсь ее примером и снова начну писать беллетристику.

Той ночью не по сезону сухой мягкой погоде пришел конец: начался шторм.

Я тревожно лежала без сна и прислушивалась к вою ветра, к бьющему в окна как из пушки дождю. Я терпеть не могла вести машину в дождь; местные узкие и извилистые дороги заставляли нервничать даже в сушь и при хорошей видимости. Если бы я встречалась с кем-то другим, то позвонила бы и предложила перенести время. Но учитывая возраст Хелен Ральстон, любой день мог стать для нее последним. Я чувствовала, что должна поехать.

К шести утра ветра умерли, но дождь зарядил всерьез; с грузного неба лило без устали. Еще несколько часов такой погоды, и дорогу, у которой я жила, могло залить. Тогда она стала бы непроезжей. Я сделала термос кофе и сандвич с арахисовым маслом, чтобы взять с собой в машину вместе с вещами для штормовой погоды, фонариком и наплечной сумкой, где лежали «Вторая жена», блокнот, новый магнитофон, запасные батарейки и пленки. И тронулась с места, не дав себе времени передумать. В багажнике, упакованная в конверт, по-прежнему ожидала доставки «Моя Смерть».

Я ехала напряженно и осторожно, и, хотя дождь почти не ослаб к тому времени, как я добралась до окраин Глазго, а «Радио Шотландия» предупреждало о сложностях на других дорогах, мой путь оказался чист. Подбираясь к дому Клариссы Брин, я почувствовала облегчение путника, который наперекор всему снова пробился к дому.

– Вернулся моряк к родным берегам[167], – пробормотала я себе под нос, торопливо пробираясь по дорожке. Открывшая дверь Кларисса выглядела удивленной и довольной.

– Я думала, вы позвоните и скажете, что не станете рисковать – дождь просто чудовищный! – воскликнула она, впуская меня в дом.

Внутри разносился тот же запах кофе и какой-то сладкой выпечки, а черно-белые фотографии, выставленные на розовато-лиловых стенах прихожей выглядели так знакомо, словно я постоянно захожу через парадную дверь вот уже несколько месяцев кряду. Я счастливо вздохнула.

– О, дороги на самом деле были не так плохи. Как вы? Как Хелен?

Я говорила негромко, но мой голос, должно быть, долетел до другой части дома, потому что старая женщина прокричала в ответ:

– Жду тебя, чтобы мы могли продолжить!

– Сегодня у нее очень ясное сознание, – сказала Кларисса, и прошептала мне на ухо: – Немножко перевозбуждена.

– Может плохо закончиться?

– Будем надеяться, что нет.

– О чем вы там говорите? Она пришла ко мне, Кларисса! Пропусти ее, не задерживай болтовней!

Мы обменялись взглядом; я ощутила, что разрываюсь между наслаждением от нашей тайной беседы и виной за предательство Хелен, а потом прошла в большую светлую комнату.

– Здравствуйте, Хелен. Приятно снова вас видеть. Как вы?

– Моложе не становлюсь, – твердо ответила Хелен. Ее глаза сверкали. Она выглядела довольной собой. – Видишь, Кларисса, я же говорила, что она придет. Я знала, она не испугается дождя!

– Если бы боялась, я бы не смогла жить в Шотландии.

Вскоре я устроилась в кресле рядом с Хелен с чашкой горячего свежего крепкого кофе под рукой и неприметным магнитофоном, направленным на собеседницу.

– Я подумала, что мы могли бы поговорить немного о вашем детстве, – я решила сделать свое исследование организованным и последовательным даже несмотря на то, что после прочтения «Второй жены» жаждала поговорить об этой книге.

Хелен тихо вздохнула, и я почувствовала, что каким-то образом разочаровала ее.

– Хорошо. Задавай свои вопросы.

– Что ж… хотите, начнем с того, что вы расскажете мне о своем самом раннем воспоминании?

Хелен приняла отсутствующий вид.

– Могу попытаться. В основном я помню вещи, не события, и их сложно привязать ко времени. Первый дом, где я жила, где родилась – мы жили там примерно до моих одиннадцати лет – все мои воспоминания там. Я могу закрыть глаза и устроить тебе экскурсию по зданию, описать каждую комнату, каждый предмет мебели, каждый уголок, каждую трещину – не просто как они выглядели с каждой стороны, а в деталях: рельеф ковров, крашеных стен и плиток в ванной, запахи и вкус, – но это было бы слишком скучно.