Новая кофейная книга

В первый раз на концерт Чарли Гвен попала случайно. Пригласила старая школьная подруга, с которой пытались дружить, но получалось скорее не терять друг друга из виду. Мол, тут у нас недалеко, буквально пешком дойти, открылся какой-то новый кабак со смешным названием, там концерты бывают, давай как-нибудь сходим? Ну и пошли в какой-то свободный вечер, даже не узнавали, кто будет – какая разница, все равно все имена незнакомые.

Музыку Гвен любила всегда и не то чтобы разбиралась, но старалась послеживать и иногда слушать вживую. На живых концертах, если попадешь в настроение, можно унять любую тревогу и залатать любую прореху хоть на душе, хоть на жизни. Чаще всего, правда, ровно на эти самые пару часов живой музыки, но ведь и это намного лучше, чем ничего. А потом, глядишь, и образуется как-то дальше, лишь бы суметь оттолкнуться хоть от чего-нибудь.

Очередной никому не известный мальчик с гитарой, выбравшийся на крошечную сцену крошечного нового кабака, смущенно пояснил, что играет третий в своей жизни концерт и очень рад, что на него пришло так много людей. От барной стойки раздалось настолько отчетливое хмыканье, что даже Гвен оглянулась посмотреть, кто это там такой добрый. Добрым был щуплый белобрысый мужчина с кружкой темного пива в руке и ухмылкой вида «не влезай, убьет». Мальчик на сцене отсалютовал ему гитарой, белобрысый заухмылялся еще сильнее и сделал вид, что кланяется и приподнимает в знак приветствия шляпу. Гвен подумалось, что если это у мальчика такая группа поддержки, то она ему искренне не завидует. В зале, однако же, заулыбались.

Мальчик сказал еще несколько ничего не значащих вступительных слов и заиграл.

Внутри у Гвен застучало к концу первой же песни. Вернее, на изломе припева. Застучало так явно и громко, что потемнело в глазах: не узнать этот стук немыслимо, узнать – немыслимо еще больше.

– Из пункта А в пункт, предположим, Ю, – прошептала девушка и тут же зажала себе рот ладонью, хотя за пронзительным голосом мальчишки по имени Чарли ее все равно бы никто не услышал. Кажется, за его голосом и вообще невозможно было услышать никого, кроме себя.

Не поэтому ли белобрысый так ухмылялся?..

«Не обязательно все время знать, кто ты, – говаривал дед, когда подрастающая внучка все чаще вздыхала, что не знает, кем ей быть и куда идти. – Иногда не страшно и забыть, если потом снова вспомнишь. Может, еще и новое что-то узнаешь, м?»

Теперь его сердце все громче стучало у Гвен в ушах, так же, как в детстве, когда она слышала его постоянно, как привычный, правильный звук, который просто всегда здесь, с тобой, и никогда не исчезнет.

По крайней мере, до тех пор, пока не кончится музыка.

*  *  *

– Навстречу ему двигалась буря, – говорит Гвен и открывает шкаф. Достает тетрадку из-под груды старых шерстяных свитеров, которые уже лет пять как не надевала, открывает на первой странице и видит собственный неровный почерк, образца, кажется, шестого класса, когда они с дедом придумали для тетрадки красивое книжное название: «Сборник задач по выходу из отчаянья». Очень собой гордились.

По мере того, как Гвен росла, дед подклеивал в тетрадь новые и новые страницы, отчего она выглядела скорее как очень старая и много повидавшая книга по магии, с торчащими краями одних листков и мятыми уголками других, с выпадающими из середины бумажками и вклеенными и сложенными «гармошкой» длиннющими дополнениями. Из всех этих вклеенных и перевклеенных листков осталось всего четыре чистых, и на самом верху первого из них Гвен предельно аккуратно, почти без дрожи в немеющих пальцах все-таки пишет: «Что будет, если снова слазить на голубятню?» После этого выбора у нее уже нет: давно опустевшая волшебная башня давно закрывшегося и заброшенного завода все еще не видна из все того же ее окна, а действительно важные жизненные задачи нужно решать тщательно, сосредоточенно, и при этом не мухлевать.

Только, дед, почему же так страшно?

*  *  *

– Из пункта А в пункт, предположим, Ю, – бормочет себе под нос Гвен, хватаясь за следующую перекладину, – вышел караван, груженый мармеладом, специями и мячиками для пинг-понга. Навстречу ему двигалась буря.

Наверное, места, которые очень любят, запоминают своих людей. Может быть, они их даже хранят, кто знает?

Высоты Гвен не боится, но опасается все так же, как тогда, в декабре, в первый раз после долгого перерыва. Охраны на заброшенном заводе как не было, так и нет, и некому не пускать на территорию незваную гостью. Здание не спешит обрушаться, лестница еще вполне крепкая, а город отсюда все так же красив, как и был. Гвен выключает огонек горелки под туркой, откладывает одну из самых любимых дедовых книг и разливает кофе по двум маленьким чашкам, которые совсем недавно привезла из одного очень далекого приморского города, в котором цветет жакаранда. Одну чашку ставит на самый краешек крыши, другую берет себе и, прежде чем сделать глоток, салютует ею каморке при голубятне.

– Я принесла тебе сахара, дед, – шепчет «Гленова девочка», все такая же рыжая, веснушчатая и тревожная, как была.