Новая лирика. Годы

Обойду я сосну сторонкой.

Сапогами не наслежу.

Я по стёжечке тонкой-тонкой

Только издали прохожу.

Чистота-то какая, свете!

Не отыщешь нигде такой.

Видно, души живые эти

Стерегут здесь лесной покой.

Родословная

Когда я о собственном думаю месте,

Что в жизни далось мне ценой дорогой,

Мне и не надо — сказать по чести —

Песни другой. И судьбы другой.

Был бы я лучше? А может, хуже?

Не знаю. Но знаю одно! До конца!

Мать бы себе я выбрал бы ту же.

Того же бы выбрал себе отца.

Ту же сестру. И того же брата.

Ту же Сибирь. Где родился. Рос.

Ту же, тяжёлую кладь солдата,

Что на плечах по войне пронёс.

Всё бы осталось таким, как было.

Крик воробьиный из-под стрехи.

Женщина так же меня б любила.

Те же я бы писал стихи.

Одни бы так же. Другие внове.

Сменил бы некоторых друзей.

Несовместимость и душ, и крови

С годами чувствуется острей.

Когда я о собственном думаю месте,

Что в жизни далось мне ценой дорогой,

Мне и не надо — сказать по чести —

Песни другой. И судьбы другой.

Честь

Растить зерно. Копать руду.

Честь воздаётся по труду.

Честь воздаётся по строке,

Когда с ней бог накоротке.

Честь воздаётся по уму,

Когда он навзничь рушит тьму.

Честь воздаётся по любви,

Когда она всегда в нови.

Честь воздаётся по добру.

Хвала Адамову ребру.

Честь воздаётся по рукам,

Когда их мощь равна векам.

Честь воздаётся по огню,

Когда он свет дарует дню.

Я мог бы так считать до ста,

Но эта притча не проста:

Растить зерно. Копать руду.

Честь воздаётся по труду.

Тропа

А где-то туча тучится,

А где-то лес дремучится,

Бежит тропа-попутчица

За дальний перекат,

Бежит кугой взъерошенной,

Вдоль речки огорошенной,

Да по траве покошенной,

С восхода на закат.

Эй, где вы, люди встречные,

Друзья мои сердечные,

Долинные, заречные,

Мне с вами веселей.

Люблю дороги людные,

Где хлебные, где рудные,

Где лёгкие, где трудные,

А нету их милей!

Бежит тропинка, стелется,

Всё в жизни перемелется,

Добро с добром поделится,

А кривде ходу нет.

А где-то туча тучится,

А где-то лес дремучится,

И любо — коль получится —

В тропу впечатать след.

Колокола

Ах, как колокола гудели!

На крайней ноте, на пределе,

Почти на грани немоты.

То вдруг зайдутся в медном плаче,

А то пойдут звучать иначе

И ломят бурей сквозь кусты.

Заголосят, застонут ветки,

Заговорят в могилах предки,

Задышит буря тяжело.

И вдруг ударит хохот дробный,

Каменьям ломаным подобный,—

Ах, только б мимо пронесло!

Гудят колокола шальные,

Басы дремучие, хмельные

И теноров высокий край.

И ветер мощью колокольной,

Припав к берёзе белоствольной,

Кричит земле:

— Играй! Играй!

Играй, земля! Не знай покоя.

Твори нам что-нибудь такое,

С чего душе прекрасней жить.

И рвётся отзвук колокольный

Сквозь дальний лес и сквозь окольный

И тянет звончатую нить.

Звонарь подобен был пророку.

Всю ночь, лицом к заре, к востоку,

Звонарь с Россией говорит.

Светло, восторженно, открыто,

Играя звуком знаменито,

Он что-то вещее творит.

У звонаря сегодня свадьба.

Весь мир ему — одна усадьба.

Всех позовёт к себе звонарь.

И колокольная дружина

Кричит ему неудержимо:

- Ударь! Ударь! Ещё ударь!

Как он играл, звонарь влюблённый!

И растекался мир стозвонный

На океаны и моря.

Нет, я душою не слукавил,

Я брагу пил, невесту славил,

Я был на свадьбе звонаря.

Правда

Ты знаешь, как выглядит правда?

Тогда нарисуй мне её.

Как русская речка Непрядва,

Поднявшая к бою копьё?

Как луч, рассекающий тучу?

Как в чистой прохладе родник?

Как свет, что поднялся на кручу

И к самой вершине приник?

А может быть, правда суровей?

И вид у неё не такой?

В рубцах, почерневших от крови,

С подъятою к небу рукой?

Гнетёт её душу забота,

Как кривду скорее смолоть?

А может быть, правда всего-то

Солёного

хлеба

ломоть...

Тенёта

И грудь на грудь. Глаза в глаза. Воочью.

А не удар из-за угла. И ночью.

И не слушок липучий. Заугольно.

А говори в глаза. Хоть будет больно.

Всё, что ты знаешь, прямо мне скажи.

Худая правда лучше всякой лжи.

А ты тайком плетёшь свои тенёта.

Всё норовишь ещё схватить кого-то.

Накликать горе. Опоясать злом.

А самому остаться за углом.

Ты нетопырь. Ты чёрная морока.

И всё-то ты не близко, не далёко.

Хоронишься в запечном тайнике.

С намыленной удавкою в руке.

Ты оборотень. Всё в тебе фальшиво.

А людям улыбаешься красиво.

Желаешь им здоровья. И добра.

Спешишь сказать: — Ни пуха ни пера!

А сам в ночи плетёшь свои тенёта,

Чтобы тайком ещё схватить кого-то.

Накануне

Высокие звёздные свечки.

Солдатики мёрзлой травы.

Холодное лезвие речки

Отточено до синевы.

Осенняя серость в природе.

Идут из-за гор холода.

И вроде бы рано. И вроде

Идут холода не туда.

Становится речка жестокой.

Укрыться бы ей перед сном.

И стынет куга над протокой.

И тишь на подворье лесном.

Черны на берёзе насечки.

Всё тягостней крики совы.

Холодное лезвие речки

Отточено до синевы.

Двойники

На всех широтах всех материков

Печатает природа двойников.

Они живут повсюду — двойники.

То где-то тут. То вовсе далеки.

Но где бы он однажды ни возник –

Он копия моя. Он мой двойник.

Где ныне он? И как он там живёт?

Тепло ли там? А вдруг там вечный лёд?

И с кем он там? Есть у него родня?

Он злей меня? Или добрей меня?

Печатает природа двойников.

За сто дорог. За тысячи веков.

Они живут повсюду — двойники.

То где-то тут. То вовсе далеки.