Новая надежда России

Вот уже почти двое суток мы ползли по бесконечной дороге – и не дороге даже, а просто канаве зимника, пробитой в тяжелых сугробах грузовиками. Я радовался, что за всё время нам не встретилось ни одной живой души, ни единой машины – не представляю, как бы мы стали разъезжаться на этой чахлой колее, с трудом вмещающей в ширину даже наш небольшой вездеход. При всём желании я не смог бы отличить эти два пройденных дня друг от друга – так они были однообразны. С тех пор, как мы покинули последний человеческий форпост (это был покосившийся хутор с шашлычной и самодельной заправкой из сваленных во дворе бочек с топливом), окружающая местность не менялась совершенно: вокруг всё тянулась ровная, как стол, ледяная пустыня без единого намека на жизнь – кажется, совершенно невозможную в этих краях. Любопытно, чем эта безликая картина так привлекала мою спутницу?

Я уже думал, что мой вопрос, как и многие предыдущие, останется без ответа, но девушка вдруг обернулась и с некоторым интересом посмотрела на меня:

– А где ты это слышал?

– Ты сама сказала. До того, как вырубиться, когда тебя подстрелили.

– Не врешь? И вообще, это долгая история…

– Так мы вроде не торопимся никуда.

Она вновь надолго замолчала, словно раздумывая, стою ли я того, чтобы доверить мне тайну загадочного Северного сопротивления. Потом смилостивилась:

– Ну тогда слушай. Давным-давно, ещё до войны, появился в этих краях один человек, геолог. Звали его Иосиф Яковлевич Чмак. Не слышал? Эх ты… А Чмак этот, между прочим, в будущем стал известным философом и основоположником школы русского неолиберализма. Стыдно таких не знать. Ну ладно, это все было потом, в эмиграции, а тогда Иосиф Яковлевич был молодым начальником геологоразведочной партии. И влюбился он в прекрасную зырянскую принцессу Ульяну. Ну, то есть, это она по рождению была принцесса, а при большевизме так-то никаких принцев не стало, поэтому она работала обычной учетчицей шкурок на местной фактории. Так вот, втюрился он, значит, и пошел к её дяде, почетному оленеводу-ударнику Анастасию Антиповичу – просить руки племянницы, оставшейся на его попечении после того, как Ульяниного папашу раскулачили. Скупой и вредный дядюшка Анастасий отнёсся к романтическим порывам молодого геолога с пониманием, а потому заломил выкуп в сто оленьих голов и триста литров спирта. Иосиф Яковлевич подумал-подумал, сказал с горечью, что калым за невесту требовать – это не по-пролетарски, и отправился искать правды. Сначала он пришел к великому верхнему шаману Гурию и попросил его, как духовного авторитета, воздействовать на бессовестного дядю, чтобы тот закатал губу. Старец Гурий, большого жизненного опыта человек, попросил его подождать, выпил настойки из якутского лишайника, который он получал по культурному обмену от восточных коллег, и три часа провел в созерцании. После этого он сообщил Чмаку, что не в силах ему помочь: передовики животноводческого производства относятся к существам среднего мира, и, следовательно, находятся вне его зоны компетенции. Вот если бы абонентом был какой-нибудь там Изначальный Куль или Мать-Утка, то без проблем, договорился бы, а так извините. Иосиф Яковлевич расстроился, и пошел вверх по вертикали, то есть обратился к Первому секретарю. Тот выслушал, покивал сочувственно, но на просьбу прижучить Анастасия только развел руками: скотовод-передовик – персона всесоюзная, про него в газетах пишут, и клеймить его на районном партсобрании себе дороже. Но, сказал он, я этих мещанско-буржуазных замашек не одобряю, и вообще у меня этот олений стахановец в печенках сидит, а поэтому мы с тобой сейчас сядем и подпишем телеграмму самому товарищу Ягоде, о том, какие ненадёжные элементы у нас тут завелись, а уж там разберутся. И подписали, хотя Чмаку и не по душе это было. Но он тогда был юным идеалистом и верил в справедливость социалистического общества. Ну вот, товарищ Ягода получил телеграмму, но совершенно не понял, о каких головах, литрах и Ульянах идет речь. Черканул сверху товарищу заместителю наркома, чтобы тот разобрался, да и позабыл в следующую минуту. А заместитель наркома человек был южный, стремительный, и разобрался быстро и решительно. И присел наш геолог на двенадцать лет без права переписки…

Я выслушал эту бредовую сагу с национально-большевистским уклоном не моргнув глазом. Надя помолчала, подумала, и печально закончила:

– А прекрасная зырянка Ульяна вышла за Первого секретаря. Потому что для того – что сто оленей, что три бочки спирта – тьфу!

– Так, – сказал я. – Все это очень трогательно. А при чем здесь Северное сопротивление?

– Что?.. Да не, ни причем. Это я так, вспомнила что-то…

Она поглядела на мое вытянувшееся лицо и противно захихикала:

– Ну ты и дурила! Думал, я тебе вот так просто всё расскажу?..

Я только осуждающе вздохнул и махнул на дурочку рукой, не рассчитывая на продолжение разговора. Но ошибся: видимо, в голове её шёл некий таинственный процесс, потому что пять минут спустя девушка вновь уставилась на меня:

– Слушай, так ты уверен, что они нас не подслушивают?