– Ну да. Я же объяснял тебе – они могут быть на связи только в определенное время, и то недолго. А почему ты сейчас об этом спрашиваешь?
– Ну хорошо. Давай поговорим. Вот ты мне скажи: ты этого вашего солнцеликого любишь?
– Президента, что ли? А за что его любить?
– Ой ли? А что же ты на президентском броневичке по стране колесишь? – с комичной подозрительностью сощурилась Надя.
– Тоже объяснял. Это вынужденное сотрудничество.
– Ну допустим. А почему ты его не любишь, ты знаешь?
– Конечно. Потому что он узурпировал власть и отогнал всех от неё. Окуклился там наедине с собой и со своим прошлым, узаконив целью своего существования сохранение статус-кво. А нас всех поставил в такое положение… Знаешь, в теории игр есть такое состояние, называется равновесие Нэша, или говорят – плохое равновесие. Это когда все недовольны сложившимися правилами игры, но если один из игроков самостоятельно начинает эти расклады менять, то ему становится ещё хуже… Надо, чтобы правила все участники разом изменили, тогда общее положение станет намного лучше. Так вот и мы сейчас. Отдельно никто против власти не пойдет, сразу на днище окажешься, или что похуже. Надо, чтобы вся страна разом поднялась, только не будет этого никогда, пока он жив. Вот за эту всю безнадегу я его и не люблю!
– Теория игр… – передразнила Надя. – Мы тут не игрульками балуемся, вообще-то. Ты что, либераст?
– Сама ты либераст. А я за равенство и справедливость.
– Ого! Ты что, в натуре из тех идиотов, которые считают, что все рождаются равными? И мальчики, и девочки, и здоровые, и инвалиды, и бедные, и богатенькие?.. Все одинаковые? Ты ещё скажи, будто равенство и справедливость – это одно и то же…
– Конечно, – пожал я плечами. – Справедливость означает равенство усилий, которое прикладывает общество для удовлетворения потребностей каждого их своих членов.
– П-ф-ф!.. Сам придумал?
– Нет, – покачал я головой. – Это один философ придумал. Его, правда, потом почему-то записали в глашатаи русского национализма… как твоего Чмака.
– Вот именно.
Снова повисла пауза. Дорога стала совсем плохой, и машина двигалась тошнотворными рывками на снежных заносах.
– А вот теперь давай я скажу, почему его ненавижу, – с неожиданной яростью заговорила Надя. – Потому что он вертит на хую всю Россию. В прямом смысле. Хочет – в рот натягивает, с заглотом, а хочет – под хвост, понял?! Как меня те старые пидоры на заводе. И делает это постоянно, каждую минуту, вот прямо сейчас! Ты чувствуешь, как тебя имеют горячим президентским членом?..
Я промолчал, ошеломленный этой внезапной экспрессией. Девушка продолжала, всё более распаляясь:
– А я вот не люблю, когда меня хуем прямо из телевизора по губам шлепают! И по ушам! И поэтому наша цель, нашего Северного сопротивления, в которое я пришла еще сопливой шлюшкой – убить этого выродка, избавиться от него любой ценой! И ты давай выбирай – ты с нами, или дальше будешь петушком на подсосе у этих жирных властных клоунов! Только ты имей в виду, что если ты не с нами, тогда тебя я тоже прибью, ясно?!
– Ладно, ладно, не горячись, – примирительно сказал я. – Не надо меня прибивать, я хороший… А что за блок мы везем, ты знаешь? Раз ты сама его делала?
Надя бешено посмотрела на меня, но все же сочла нужным процедить в ответ:
– Точно не могу сказать. Вроде бы контроллер для чего-то слаботочного. Несложный.
– А что ты с ним сделала, пока он лежал на моем столе?
– Ничего я с ним не делала! Не успела! Я, дура, думала, что у меня ещё два дня, а тут ты нарисовался, как сорочье говно на голову. Пробралась к тебе, хотела сломать, но тут тебе, видите ли, в сортир приспичило! Не дрожи, всё в порядке с твоей железякой. Так что давай ее прямо здесь выкинем, пусть они там все без неё сдохнут…
– Нет, нельзя. Тогда я не доберусь до… ну, я тебе рассказывал, до кого.
– Слюнтяй. Дело на бабу променял. Эх, бы была у меня жопа здоровая, я бы тебе показала…
– Жопу?
– Браво. Апофеоз остроумия. Вполне на уровне твоего либерального интеллекта.
Я немного помолчал, не дождался продолжения и продолжил этот импровизированный допрос:
– А почему старые пидоры хотели тебя грохнуть?
– Почем я знаю?! Наверное, триппер из-за меня подхватили. Да шучу я, шучу! Видно пронюхали, что я чужая. А вообще, если хочешь знать, они в тебя целились, а я просто под раздачу попала.
– А меня-то за что?
– Понятия не имею. Может быть, тоже из-за триппера?
– Нет, они кричали «Надежда, сукина дочь, выходи». То есть тебя имели в виду.
– Я бы тебе сказала, кто тут из нас сукина дочь, и кого они имели, да только ты сам все видел и облизывался.
– Ну ты и дура. Ты хоть понимаешь, что до сих пор в опасности?
– А, плевать. Туда, значит, мне и дорога – не те завалили, так другие найдутся.
Я озадаченно хмыкнул, удивленный таким фатализмом.
– Ну уж нет, – заявил я. – Хватит нам стрельбы… Больше я этого не допущу.
Надя с интересом посмотрела на меня:
– Что, и с президентом поможешь разобраться?
– Посмотрим…
– Ну все с тобой ясно, слился, – с разочарованием протянула она. – Всё, я устала от тебя. Больше, надеюсь, у тебя вопросов нет?