Я предусмотрительно сбросил скорость и остановился метрах в пятидесяти от въезда. Подождал – не начнется ли стрельба (всякое бывало, а бронированный корпус кабины обещал хоть какую-то защиту), но пока всё было тихо. Никто не сдвинулся с места, но и оружия не опустил. Тогда я нашарил сзади свою шапку-фуражку, накинул полувоенное пальто, открыл дверь и медленно спустился на землю. Стараясь не совершать резких движений и заранее держа документы наготове, чтобы не лезть лишний раз в карман, я, не торопясь, подошел к солдату, стоявшему ближе всего.
– Подполковник ФСБ Борщёв, – сообщил я ему. – Прошу пригласить дежурного офицера.
– По какому вопросу? – с трудом разлепил губы часовой, не представившись. Присмотревшись, я с удивлением заметил, что его пошатывает, а на бледном лице залегли тяжелые круги. Надо было что-то ответить, но наушник молчал, и поэтому я сдержанно произнес:
– По служебной необходимости.
Солдат не отреагировал, неподвижно глядя на меня. Глаза его постепенно смыкались, но, моргнув, он встряхнулся и снова уставился на меня. Вероятно, это надо было расценивать в том смысле, что столь краткий ответ его не устроил. Я вздохнул:
– Я из Москвы. У меня секретный груз и инструкция вызвать на месте дежурного офицера. Большего сообщить не могу.
– Кто это там у вас в машине? – внезапно заинтересовался часовой (кажется, это все-таки был сержант).
– Там женщина, она со мной. Тоже выполняет задание. Так я могу увидеть старшего, или мы до вечера на холоде будем торчать?
– Женщина?.. – протянул сержант. – Женщина – это хорошо, женщин приказано пускать. Эй, там! Рядовой Шлёпа! – вяло заорал он себе за спину, – свяжись со штабом, скажи, тут гости пожаловали, пусть едут! А вы, – теперь он снова обращался ко мне, – стойте здесь. Надо осмотреть транспорт.
Он взял помощников, и они стали копаться в машине, под машиной, и даже сверху машины. Удивительно, как быстро они забыли про меня – теперь в меня никто не целился, пулемётчики на вышках равнодушно отвернулись в другую сторону, а солдаты у шлагбаума расслабились и снова закурили. Я немного переживал за Надю – как бы не ляпнула лишнего, но она, кажется, держалась молодцом – я заметил сквозь лобовое стекло, как она уже заливисто смеется, болтая с одним из солдатиков, совершенно сомлевшим от неожиданного знакомства.
Осмотр затягивался, я начинал мерзнуть и от скуки направился к будке охранников. Близко меня не подпустили: помахали дулом перед носом, но, стоило сделать шаг назад, потеряли всякий интерес. На будке висели занятные плакаты. Помимо обычных картинок с уставными позами, были там и вовсе загадочные:
И вот еще:
Наконец раздалось жужжание мотора, взметнулась редкая снежная пыль, и у шлагбаума лихо притормозил зеленый уазик, привезший недоброго свиноподобного офицера. Небрежно кивнув часовым, он, переваливаясь, прошел за забор и приблизился ко мне.
– Я подполковник Хрущёв, второе управление, – нехотя процедил он.
– А я подполковник Борщёв, и у меня к вам поручение, – невольно хихикнул я, вновь протягивая руку с зажатым удостоверением.
– Прекращайте декламацию, – неожиданно включился Пушков, сидящий у меня в ухе. – Слушайте внимательно и повторяйте дословно. Скажите ему: “Тридцать три кандидата в думу баллотировались, баллотировались, да и довыбалотировались…”
Он что, смерти моей хочет? – ужаснулся я, будучи уверенным, что не пройду это логопедическое испытание. Но Пушков тут же испуганно зашептал:
– Нет, нет, стойте, молчите! Это я не с той бумажки прочитал, виноват. Вот правильный пароль: «Над всем Ямалом голубое небо». Ну, говорите же!
– Над всем Ямалом голубое небо, – послушно повторил я, чувствуя себя слабоумным. Однако эти слова, как ни странно, действительно возымели действие на офицера. Услышав их, он заметно смягчился.
– А, всё с вами ясно. Предупрежден о вашем прибытии, – кивнул подполковник. – Ну, тогда садитесь в мою машину. На чужом транспорте в зону нельзя.
– Со мной ещё один человек – наша сотрудница, – предупредил я.
– Ну, баба делу не помеха, верно? – ухмыльнулся Хрущёв. – Берите вашу… сотрудницу, не выкидывать же её на мороз.