Новая надежда России

И то, что он забыл меня – тоже неправда, не хочу в это верить. Только лучше бы отвык он от меня, не вспоминал вовсе – грустно это, но, Макс, теперь у нас совсем разные судьбы, и, боюсь, что мы больше можем и не встретиться. Ах, да – я же увижу его на свадьбе, В.В. говорил, что постарается его позвать. Значит, Макс уже в пути?

(Интересно, что сказал бы мой Макс, узнав про все мои проделки здесь? Осудил бы? Надеюсь, порадовался за меня и за мое счастье. Ну уж нет, в страшном сне такое присниться – рассказать ему про мои упражнения с В.В. Это ведь только мы понимаем, насколько красива наша Любовь, а со стороны посмотреть – грязь и извращение… Не надо, не надо Максу об этом знать – он хоть и сам не ангел, но не пошляк. Я для него – вроде родной сестрички, и он бы здорово расстроился, узнав, что его маленькая недотрога Нáдюшка задирает ножки по легкому щелчку пальцев своего повелителя. Фу, Дневник, звучит ужасно. Значит, я приняла верное решение, отшив – о Боже –самого Президента?!

Хотя… Откуда мне знать, что там у мужчин на уме, даже самых хороших? Возможно, бедный Макс и не отказался бы оказаться на месте В.В. – я имею в виду, не в президентском кресле, конечно, а… Раньше я и сама была, может быть, не против, будь он понастойчивей, а сейчас уж дудки, ушёл поезд, я принадлежу другому полностью и целиком).

За дверью моей комнаты шум и веселые крики – был банкет после записи, на который я не пошла, а сейчас, похоже, все пакуют вещи и собираются на улицу. Вот и мне стучат, что пора выходить. Мне пора двигаться дальше, не останавливаться на нудных и ненужных размышлениях – а там загадочная Чукотка, свадьба, и – прочь все сомнения! Здравствуй, счастье – прощай, Норильск!

28 марта, полдень

Норильск встретил нас горьким разочарованием, подкреплённым неприветливым видом. Разочарование заключалось в том, что мы снова безнадёжно отстали: за несколько часов, пока мы дрыхли, красная точка на карте перепрыгнула далеко влево, на восток. Более того, сейчас она болталась севернее береговой линии океана, и у меня появились обоснованные сомнения в том, что до нее теперь удастся добраться на нашей машине, какой бы амфибией она в теории ни значилась.

Вид самого города тоже не позволял надеяться, что наш визит будет отмечен приятными эстетическими переживаниями. Это было обширное промышленно-урбанистическое нагромождение построек, гармонично укладывающееся в один ряд с уже виденными нами Сосногорском и Верхним… или Нижним? – какая, к чёрту, разница! – Мантурово. Однако Норильск оказался не скромным рабочим поселком, а настоящим, неряшливо раскинувшимся между пологих холмов, городищем, составленных из двух неравных, резко различающихся половин. Левая, грязно-белая, была расчерчена ровными кварталами одинаковых многоэтажек, поднятых на сваях над вечной мерзлотой. Правая, чёрная, втиснувшаяся между двух исполинских карьеров и множества терриконов, состояла из закопчённых заводских корпусов, ощетинившихся трубами, и непрерывно заливавших жилые районы длинными струями жирного дыма. Роза ветров, бездушная сука – вспомнил я правильный термин из учебника, глядя на это экологическое безобразие.