Новая надежда России

За спиной раздалось деликатное покашливание – предшествующих ему шагов я не слышал. Я резко обернулся (откуда только прыть взялась), и столкнулся глазами с невозмутимым взглядом чукотского старейшины – и не менее каменной физиономией его верного сопровождающего, легкой охотничьей поступью подкравшихся сзади. Имрын Лёлекаевич, или как его там, внимательно осмотрел учинённый мной беспорядок, и, не высказав ни малейшего удивления, важно кивнул:

– Мы беспристрастны, но отнюдь не бесчувственны, Максим. Раз уж вы нашли выход из смертельного цейтнота, было бы стыдно не показать вам короткий путь наружу. Позвольте-ка взглянуть на девочку.

Я посторонился, пропуская его к саркофагу. Старик, не касаясь, провел руками надо лбом и ушами спящей девушки, немного подумал, склонив голову, а затем достал из кармана маленький флакончик, и, открутив крышку, поднёс его к носу Нади. Она тут же чихнула и открыла глаза; изумленно вскрикнула, увидев меня, попыталась встать – но оказалась слишком слаба для таких резких движений. Упав обратно на свое ложе, она недоумевающе забегала глазами по нашим лицам. Похоже было, что она ещё не до конца пришла в себя, и только слабо подняла руку с поблёскивающим кольцом.

– Коля-на, неси-на! – скомандовал пожилой чукча, и молодой без слов взвалил пискнувшую Надю на плечо и быстро понёс к видневшейся вдали лестнице. Я заметил, что в свободной руке он тащил рюкзак, из которого высовывался розовый рукав куртки – видимо, там предусмотрительно были собраны женские вещи. Мы с его сюзереном пошли следом, но были вынуждены передвигаться не так споро. Ноги по-прежнему плохо меня слушались, хотя в целом я уже чувствовал себя намного лучше, чем сразу после боя. Мой спутник тихо говорил мне:

– Следуйте до выхода за Колей-на, он поможет с деньгами, охраной и транспортом, – он протянул мне затейливый брелок с вензелем «AMG». – До Анадыря всего сорок километров, дорога одна, домчитесь быстрее, чем на оленях… А теперь постойте-ка.

Мы поднялись на верхнюю галерею и встали у распахнутой двери лифта. Молодой чукча был уже внутри, он крепко держал Надю за талию и сердито посматривал на нас, недовольный моей нерасторопностью. Но Ымрын Лелекаевич хотел ещё что-то сказать на прощание.

– Максим, мне кажется, что вчера вы всё-таки не полностью ухватили мою мысль. А мне очень важно, чтобы вы вышли из этой истории, только поняв суть произошедшего до конца. Помните, я говорил вам о бессмысленности и тщетной бесполезности любых попыток что-то исправить в этом мире? Сейчас вы сами убедитесь в этом. Посмотрите вниз.

Я развернулся и с замиранием сердца увидел, как огромные ворота снова с лязгом и скрежетом раздвигаются. В образовавшуюся щель чья-то сильная рука вытолкнула жалкую рыжеволосую фигурку, мешком свалившуюся на пол. Вслед ей из ворот вырвались струящиеся потоки пара, а может быть, напротив – морозного тумана, и сквозь эту дымку, уверенной и решительной походкой бывалого борца прошёл человек и остановился посреди зала. Его руки были разведены в стороны, и казалось, будто секунду назад неподъемные половины ворот разошлись, повинуясь только его невидимой воле. В лучах прожекторов, дрожащих и преломляющихся на облаках пара, казалось, что контуры его тела подрагивают и испускают неживое, отдающее синевой, свечение. Это был воскресший непостижимым образом Владимир Владимирович, в отглаженном и безукоризненно сидящем дорогом костюме, целый, невредимый, и словно бы даже помолодевший и посвежевший. Своей широкой фигурой он заслонил тело новой жертвы, бессильно копошащейся на полу, и неторопливо осмотрелся вокруг, будто недоумевая, куда все подевались. Заметив нас, он впился острым взглядом в белоснежный силуэт Нади, а мне укоризненно погрозил пальцем.

– Ну что, видите, Максим? – печально заметил старый чукча. – Вы всегда вольны выбирать, вы даже можете драться или умирать – но все это не влияет на результат. Вот сейчас вы должны решить, какое из этих невинных существ останется жить. Это критически важный для вас и для них выбор – но он не изменит ничего. Чтобы вы не решили, всё пойдет своим чередом, и всё в мире останется по-прежнему. Давайте проверим. Каково ваше решение? Та или эта?

Не говоря ни слова, я развернулся и шагнул в лифт. Коля-на вжал кнопку, и сквозь медленно закрывающиеся двери до меня донеслись последние слова мудрого урода:

– Именно, Максим! Безучастность – единственный возможный выбор! Теперь вы…

ЭПИЛОГ. 29 февраля, восемнадцать лет спустя

Привет, Дневник!