Новая НЕистинная Пара. Часть 1

Представьте, примерно с пятнадцати лет Мастер (независимо от пола) ощущает себя родителем, с полной ответственностью за все потребности и нужды воспитанника. Он видит, как тот растет на его глазах, живет, стареет и умирает. Я лично уже не раз хоронил своих воспитанников. У людей раннее родительство, чаще всего оборачивается тем, что родитель — это старший брат, друг или даже враг, потому что совершил много ошибок. У ведьмаков и ведьмачек не так. Ранее родительство формирует в нас главный фундамент: мы живем не для себя. Вся наша жизнь, все успехи, ошибки и поступки, так или иначе, но касаются оборотней.

Теперь, думаю, вы можете представить, какой удушливый гнев сдавил мое горло, когда я понял, что для моей Пары сироты — ублюдки. И… я ударил…

Впервые за три сотни лет своей жизни поднял руку на женщину. На свою жену. На любимую. Хорошо еще, что асс молчал, иначе мог бы и убить ее, а так, только губу разбил, едва не сломав ей челюсть одной пощечиной.

Следующие пару месяцев я не появлялся дома, опасаясь за ее жизнь. Боялся, что сорвусь и просто изуродую ее…

Звонок телефона вырвал из воспоминаний. Незнакомый номер пробудил внутри асса, а вот знакомый голос заставил сначала выпрямится, а затем и протрезветь.

— Здравствуйте, Мастер! — голос, разочаровавшегося в приемном отце воспитанника, подействовал, как ушат ледяной воды.

Покосился на почти пустую бутылку. Каковы шансы, что в гости уже пришла белочка? Я не мог спутать этот голос с кем-то другим. Хотя его звонок тоже невозможен.

— Апал? — все же спросил.

— Да, Мастер. Готов понести любое наказание, но прошу выслушать…

(Влад)

Апал или Александрас Баккер. Он говорил медленно, подбирая слова, явно стеснялся своего звонка. Я не слишком вслушивался в смысл его речи. В памяти, как будто это случилось вчера, всплыла пылающая французская деревня. Баккеры были личными волками моего отца, что-то вроде гвардии. После его гибели я не стал настаивать на служении дальше. Тогда мне было не до слуг родителей. И они просто потерялись, как и сотни прочих. В двадцатые годы они перебрались в Грецию, и насколько я знал, занимались вином. Дальше, началась война. И какого же было мое удивление, когда при броске роты (где я временно служил), в догорающей деревне, я «услышал» Зов. Мальчишку спрятали в подполе, а когда дом подожгли, его родители были уже мертвы. Мальчишка бы угорел, но этого я просто не мог допустить.

Четырехлетний волчонок был явно не в себе. Тогда я не планировал забрать его. Передал его сестричкам Милосердия, и забыл. Должен признать, что ВОВ подарила мне несколько учеников и воспитанников, но тогда меня не волновала судьба ребенка. Спас от нелепой смерти, но на этом и все.

В следующий раз мы встретились через одиннадцать лет. Волчонок превратился в злобного шакаленка. В пятнадцать он уже и убивал, и воровал, и насиловал. Мелкая шестерка на коротком поводке у людишек, такой же мелкой банды. Из него вырастили неплохого вора и убийцу.

Тогда я как раз занимался устранением «вольницы» на территории Франции. Война, какой бы она не была, всегда вынимает из душ самое мерзкое. В годы войны оборотни распоясались так же, как и вампиры, и одаренные. Ведь это было временем безнаказанности, когда можно было и убивать, и пытать, и воровать, не опасаясь раскрытия тайны существования расы.

В те годы мне приходилось лично, так сказать, уже на месте возвращать намордники на место своим волчатам, и силой напоминать кто в доме хозяин. В Париже я «влюбился». Нет, те мои эмоции нельзя было даже близко ставить рядом с отношением к Инге, но симпатия и откровенное желание у меня были. Элен — умилительная малышка, девятнадцати лет. Она так радовалась каждой нашей встрече, так плакала, когда я обеспечил будущее ее семье. Четыре месяца нашего романа дарили радость. Я отбыл на пару дней на север страны, а когда вернулся, обнаружил Элен с перерезанным горлом на полу нашей квартиры. Девочка оказалась болтливой, что и не удивительно, всего спустя несколько лет войны, таким покровителем, который за согретую постель обеспечил всем необходимым, хотелось хвастаться. Ну она и похвасталась, как и ее мать, и отец…

И это привлекло внимание банды, в которую угадил Александрас. Вообще, ситуация с ним была последствием роспуска Полнолуния, во времена моей матери такое просто невозможно было представить, чтобы маленького щенка оставили без надзора со стороны взрослых оборотней. Но сестрички из Милосердия попали под обстрел примерно через месяц после того, как я передал ребенка. Меня уже не было в стране, а донесений о том, что гибли одаренные и волки поступали в огромных количествах, да и с опозданием. Я себя не оправдываю, но не удивительно, что донос о смерти трех слабых целительниц прошел мимо меня, а я не вспомнил об обгоревшем ребенке. Слишком их много было в то время.