Новая НЕистинная Пара. Часть 1

Тогда же у юноши случился первый выброс дара. Менталист, как выяснилось позже. В моменты полного погружения в силу дара его глаза «покрывались» прозрачной пленкой внутри которой проступал черный зрачок, а от него расходились «протуберанцы» синих линий. Прямо как в некоторых камнях Черного Опала. Я сохранил первую букву его имени, чтобы помнил о корнях. Так родился позывной «Апал». Он долго учился управлять даром. Пришлось даже посодействовать ему в смене места службы, отправив под Тверь, где тогда жили несколько сильных менталистов.

Ко мне Александр, и правда, стал относиться, как к отцу. Немного позже я стал замечать, что с ним случилось то, что часто случалось с моими воспитанниками. Он стал меня «обожествлять». Мое мнение и авторитет в его глазах стал непререкаемым. Вторая крайность после безграничной ненависти. Теперь я не просто приемный отец, а «мать, Бог, и отец» в одном флаконе. Я часто наблюдал подобное, например: в той же стране Восходящего Солнца. Апал стал в моей жизни примером той самой «верности». Я вытащил его из грязи, дал цель, воспитание, силу, уверенность. И вот, получил верного пса. Думаю, если бы в то время я на его глазах принялся жрать младенцев за завтраком, он бы и бровью не повел.

И как любая верность, его тоже имела приделы. Верные всегда верны до определенного момента, это я уяснил давно, поэтому всегда насмешничаю, когда мне говорят о верности. Для меня «верный» — это будущий предатель, а то и враг, только он еще об этом не знает. Зато знаю я.

Когда дар Александра стал ему послушен, отправил его учиться на журналиста, а затем и на переводчика. Одновременно с этим отправлял мальчика на разные миссии со своими волками. Военное образование — это отлично. Но оно человеческое, а мы — волки. Важно понимать разницу работы. И он понимал. Год Апал проработал моим телохранителем. Еще год моим секретарем. Год, который я бы назвал «голодным», потому что этот мальчик все время забывал, что шеф должен не только работать, но и есть, а иногда и пить.

Вспомнился и день, когда я выжигал свой знак. Еще со времен разгула Инквизиции в Италии моим родом было принято решение ставить знак Силой и там, где его сложно найти. На внутренней стороне верхней губы. Место скрытое даже при полном дознании и пытках.

Вспомнился момент, потому что тот, уже мужчина, что встал передо мной на одно колено был уже волком, а не шакалом. Благодаря дару и сильному зверю Апал старел еще медленнее, чем волки, и выглядел максимум на двадцать пять. Уверенный взгляд, гордая осанка, и спокойствие личности четко знающей свои цели. Тогда я подумал, что сделал для мальчика все что мог. И испытал не только гордость, но и удовлетворение от хорошо проделанной работы.

Мой знак ставился на оборотней не только мной, но и моими ближниками. Например: у всех оборотней в Дусбурге, где пожелала жить моя жена, стояли мои знаки.

Это означало, что верны они не столько своим альфам, сколько мне. Верны по крови. Клятву верности, так же мог принести любой. У меня просто физически не было времени наносить символы самостоятельно. Их было три вида. Добровольная клятва — то есть тех волков, что решили служить лично мне. Таких было большинство. Личная клятва — это когда я лично ставил знак, а я этим занимался только со своими учениками, воспитанниками и ближниками. То есть Виктор, как моя правая рука, имел Личный знак, а вот его жена и дочери, хоть и были близки мне, имели знаки Добровольной клятвы. Ну и Самостоятельная клятва — ее мог уже дать совершенно любой, самостоятельно и добровольно сделать себе третий символ. Самостоятельный знак наносили те, кто был нанят на работу ко мне, одаренные и простые люди, и уже без всякого участия с моей стороны или со стороны ближников. Это могло быть клеймо, шрам или даже тату. Например: Самостоятельную клятву давали целители, если желали, когда начинали работать в больницах Милосердия. Это давало, пусть и слабую, но все же защиту от волков или вампиров. Про таких «верных» я даже и не знал, как не знает владелец холдинга про принятых на работу уборщиц в дальнем филиале, то есть теоритически я могу запросить данные по любому сотруднику, но зачем это делать?

Апал был моим переводчиком, был и силовиком. Он служил годами на самых разных должностях и по всему миру, меняя имена, как перчатки. Иногда мы встречались, и я старался понять его, оказать помощь, если это было нужно. Но из-за его отношения ко мне я не мог быть просто «отцом», пусть и сильно занятым. Для любого разговора нужны были условия. Подозреваю, что любой мой звонок заставлял его вставать по стойке «смирно». Хотя я и пытался вдолбить ему, что для меня он, в первую очередь сын, и уже потом все остальное. Не помогло. Я остался сильно крутым, сильно важным, но начальством. Ни отцом, ни другом, ни соратником, ни даже просто знакомым, которому можно позвонить и попросить денег в долг, я так и не стал.