Новая погоня

Ксения (не отрываясь от занятия, время от времени говорит в сторону полка). Давай-давай, лежи там и не дергайся. Что, жарко? Ха-ха-ха. Погоди, я тебе сейчас рай устрою. Да так, что и дух твой возликует, и тело отдохнет-расслабится. Чувствуешь, как пахнет славно, а? Сосновой смолкой, березовыми дровами, а сейчас, погоди, медом запахнет. (Черпает ковшом из кадушки, стоящей рядом с каменкой, и плещет на камни, пышущие жаром на печке. В тот же миг над камнями с жадным шипением возносится густое облако пара.) Ну как? Правда, здорово? Да лежи ты спокойно и забудь про все. Здесь ты в полной безопасности. Никто тебя не найдет и не тронет. Кроме меня, ха-ха-ха. (Становится на лавку, заглядывает на полок.) Небось, здорово голову печет, да? (Снимает с головы шапку, протягивает невидимому Вадиму.) На-ка, надень шапку, она тебе в самый раз, от лишнего пара голову сбережет. Но без пара тоже нельзя. Разве это баня, если в ней не достает пара? Пойду-ка поддам на каменку еще медового кваску. Или чего лучше? Может, мятного растворчика? Угу, стало быть, мяты с вишневым листом. (Спускается с лавки, черпает из второй кадушки и вновь плещет на камни — те с радостью обдают баню сухим душистым паром.) Ах, чудно-то как! Два часа назад я о таком даже не мечтала. Приехать со стужи, промокшей до нитки — и прямиком в горячую баню! Спасибо тебе за этот сюрприз… (Мигом обмирает против каменки, внезапно о чем-то вспомнив.) Не хотела тебе говорить, но все-таки скажу. Уж больно это странно и неожиданно… Ты не поверишь, но я встретила их на даче. Ровно два часа назад. Утром поехала на дачу к тете Римме за картошкой — у нас же ни одной картошки не осталось, — а они тут как тут! По грунтовке на своем драндулете ползли. Но… но ты знаешь, я им даже обрадовалась. Алек такой милый, правда, несет всякую чушь. Про любовь нашу вспомнил… Нет, ты ни о чем таком не подумай. Ни в кого я не влюбилась. Просто столько времени прошло с того дня, как я сбежала от них. Считай, почти пять месяцев уже. И вообще, мне показалось, что они сильно изменились. Потерянными стали, беззубыми; одни разговоры на уме, а дел никаких… Так, может, ты отменишь свою операцию?.. Ну, хорошо, хорошо, ты только не кипишуй — все одно я не слышу тебя: печка сильно трещит. Давай о чем-нибудь другом? Признавайся, тебе хорошо со мной?.. Ха-ха-ха. Зато мне хорошо как! Я глупая, да? Я — счастливая… (Берет из шайки веники и поднимается с ними к полку. Кладет один веник на полок.) На-ка, подложи этот веник под нос, да дыши. Во все легкие дыши, не стесняйся, выгоняй из себя долой хворобу и страхи все, а я тем временем пройдусь по тебе своим веничком. (Хлещет веником по невидимой спине и ногам.) Ах, хорош березовый — зверь! Распаренный какой! Вот так, вот так! (Хлещет.) Мне нужен не только путевый муж, но и здоровый. Во всем, слышишь, здоровый! Ха-ха… ой. (Внезапно обмирает и резко прижимает свободную руку к животу.) Дурно что-то стало. И впрямь жарко очень. Наверно, зря я это затеяла, баню и вообще. (Спускается, черпает из кадушки с квасом и пьет.) Вот так-то лучше. А то я чуть сознания не лишилась; в один миг раз — и все поплыло перед глазами: и ты, и эта чудная баня. (Пьет.) Я знаю, о чем ты думаешь: в моем положении это неудивительно. Хм, а как, по-твоему, на кого будет похож наш ребенок? (Выливает на камни остатки кваса, громкое скворчание пара заглушает ответ Вадима.) Брось, не говори ерунды, ты — классный. И неважно, кто у нас родится, мальчик или девочка, я хочу, чтоб они были похожи на тебя… Нет, не спорь. Но почему ты всегда пытаешься мне возражать?.. Ну и что, что время сейчас такое? Рожать детей всегда некстати: то война, то застой, то развал, то выборы-перевыборы… Почитаешь газеты, посмотришь новости по телевизору, послушаешь каждый день людей — такое кругом творится! Повсюду воруют, подкупают, преследуют, хают друг друга на чем свет стоит или делают вид, что ничего не происходит вокруг. А самые наглые и безбашенные делят-делят между собой эту бесхребетную и бессловесную, как забитая баба, страну, а все никак поделить не могут… (Пауза.) Но мы-то с тобой тут при чем, а? Ведь у нас любовь с тобой. Вадим, чтоб ты знал: я люблю тебя сильно-сильно!.. Ну и что с того, что ты — человек-бомба? Нашел еще, чем меня напугать. Знаешь, как меня там прозвали? (Кивает в сторону двери.) Сказать?.. (Понижает голос до заговорщического шепота, затем смеется.) А ты говоришь — бомба. Меня-то вон как прозвали, а я ничего. Живу, как видишь, и даже болтаю без умолку, ха-ха-ха. Потому как безгранично счастлива с тобой. Да что там говорить — люблю, просто обожаю тебя такого, какой ты есть, со всеми твоими недостатками и бомбами, люблю тебя и… и очень хочу от тебя ребенка. И, знаешь… (пауза) кажется, у нас получилось. Вадим, у нас получилось! (Прислушивается, повернув лицо в сторону полка.) Что-что?.. Какой же ты все-таки недотепа. Поражаюсь, как тебе только доверили эту твою бомбу? С твоей-то болезненной мнительностью? (Прислушивается. Набирает в ковш кваса.) Будешь квас? Ладно, не обижайся. Ты же сам говорил, что ужасно хочешь сына… Как ни говорил? Что же мне это приснилось, что ль? Да ты только представь: у нас рождается мальчик, красивый, крепкий, здоровенький, а главное, как две капли воды похожий на тебя… (Хватается руками за голову, возмущенно крутит ей.) Да при чем тут твоя бомба?! Откуда у нашего сына может взяться бомба? Да что ты такое городишь: бомба передается по наследству?! Вот чушь! (Обессилив от приступа чувств, опускается на лавку.) Ты просто боишься. Но чего ты боишься, скажи? Меня? Или этих двух кретинов, что гоняются за мною, как полоумные? (Вскакивает с решимостью с лавки.) Так я скажу тебе, со всей ответственностью скажу: я собираюсь быть тебе верной женой и заботливой матерью нашему сыну. А про преследователей даже не думай — если понадобится, я разберусь с ними так, что мало им не покажется… (За дверью в предбаннике раздается какой-то шорох.) Что? Ты слышишь какой-то шум?.. Я ничего не слышала. (Из-за двери доносится звук упавшего на пол предмета, девушка тут же поворачивает голову к двери.) Ага, что-то и вправду есть.