Новая погоня

СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ В ту же ночь

Три часа ночи. Полузатемнение. На заднике — картинка стены в комнате в дешевой придорожной гостинице. Сзади слева окно, справа дверь. В комнате едва высвечивается скудная мебель: диван, стоящий изголовьем к левой стене; рядом с изголовьем тумбочка с настольной лампой; слева от двери умывальник с маленьким зеркалом. Диван разложен, на нем спит Гера. Внезапно, без стука, в комнату входит Ксения. Она несет поднос, накрытый сверху салфеткой, другой, нащупав на стене включатель, зажигает в комнате свет. Гера продолжает спать. Ксения опускает поднос на тумбочку, стоящую в изголовье кровати, и садится на краешек одеяла. Заботливо поправляет одеяло на Гере, затем ласково проводит рукой по его волосам.

Гера (мычит спросонья). Ну что там еще?

(Ксения мягко, но требовательно треплет его по щеке.)

(Грубо отталкивает ее руку.) Отвали, я сказал! (Открывает глаза — видит склоненное над ним лицо Ксении, невольно вскрикивает.) Ты?! Чего тебе надо? (Резко садится на кровати; Ксения неторопливо, с достоинством поднимается.) Чего приперлась, не видишь, я сплю?

(По-прежнему, не проронив ни слова, Ксения подходит к тумбочке, включает настольную лампу.)

(Оглядев с ног до головы ладную фигурку девушки, ухмыляется.) Видать, понравилось, как я тебя вчера трахнул, так еще хочешь?

Ксения (несколько отстраненным голосом). Не возьму в толк, о чем ты, сынок? Я, твоя мама, принесла тебе ужин.

Гера. Что ты мелешь, дура?! Ты, Вадимова подстилка, даже думать не смей о моей матери!

Ксения. Как же я не буду думать о себе, а в особенности о тебе, о моем ненаглядном сыночке. Такова моя судьба — думать и заботиться о тебе, ведь больше не о ком.

(Пауза.)

Гера (ему неловко). Дура… (В сторону.) Видно, помешалась, после того как я поимел ее. (Снова Ксении.) Не обессудь, Ксюха, что так вышло, просто я был очень зол в ту минуту, когда схватил тебя в бане. Но против тебя, честно, я ничего не имею. Меня достала Немая женщина — попадись она мне сейчас, такой легкой поркой, как с тобой, она б наверняка не отделалась!

Ксения. Я мало смыслю в том, что ты говоришь мне. Ты ж знаешь, мне сызмальства приходилось много работать и совершенно не было времени на учебу. Но я чувствую, что тебе сейчас нелегко, какой-то груз тяготит твое сердце. Этот душевный камень мешает тебе жить, потому не держи в себе слез, избавься от сердечной боли.

Гера. Если ты и полоумная, то другой мне сейчас и не надо.

Ксения. Я не полоумная, я твоя мать, сынок!

Гера. Брось, Ксюха, это совсем не смешно.

Ксения. Боже, о каком смехе ты говоришь?! До меня дошла весть, что ты ровным счетом ничего не ешь. Зачем ты, мой сын, объявил голодовку? Что ты хочешь этим мне доказать?

Гера. Да ничего, мам… тьфу! Ксюха, я не собираюсь тебе ничего доказывать!

Ксения. Ксюша? Ты снова сказал: Ксюша?! Так зовут твою девушку — Ксения?

Гера. Это твое имя… мама.

Ксения. Ха-ха-ха, ты что, нарочно искал девушку с таким именем, как мое?

Гера (схватившись за голову). Да это вовсе не моя девушка, а моего приятеля, и даже не его. Короче, это бывшая его подружка.

Ксения. Боже, как все интересно и запутано. Похоже, эта Ксюша, о которой ты так горячо говоришь, тебе самому очень нравится?

Гера. Мне? Не знаю, не думал об этом. К тому же…

Ксения. К тому же у Ксюши есть новый парень, и ты никак не решаешься отбить девушку у ее кавалера. Ну, меня это абсолютно не удивляет: ты на редкость воспитанный, чуткий и добрый мальчик. Таким я помню тебя с самого детства…

Гера. Мама, дай мне слово сказать…

Ксения. Лучше помолчим, ведь мы и так говорим с тобой битый час, куда уж больше? Но если ты хочешь мне что-то сказать, то сначала поешь, иначе все остынет… (Снимает с миски салфетку, трогает содержимое.) Ой, уже остыло! Сынок, прости, это я во всем виновата, заговорила тебя своей болтовней, вместо того чтобы сразу тебя накормить; картошка захолонула, котлеты тоже, но котлеты можно есть и такими; скажи, ты любишь котлеты холодными?

Гера. Мама, я не люблю котлеты.

Ксения. Да? А что ты любишь?

Гера. Я вообще ничего не люблю. Все отстой, мама.

Ксения. Ты брезгуешь моей едой?

Гера. Ты говоришь глупости, мама! Ну, может, тебе станет легче, если я признаюсь тебе: я вообще ничего не ем.

Ксения. Это как «вообще»?

Гера. А так. Я давно не беру ничего в рот. Потому что мне это не надо. Но все это ерунда, мама, я хотел признаться тебе совсем в другом. Скорее всего, это тебя шокирует, как мою мать…

Ксения. Чтоб меня еще что-то шокировало? Ты отказываешься есть мои котлеты, что может быть больней и обидней для матери?

Гера. Мама, я очень хреново… прости, плохо поступил с той девушкой.