Он наклонился вперед, схватил хрупкого юношу и, затащив его в павильон, три раза шлепнул. Битерулв закричал, не столько от боли, сколько от удивления, потом замолчал. Король увидел изумленные глаза сына, в которых отражался лунный свет. Этот же свет заставлял сверкать кружившиеся снежинки. Он отпустил мальчика и вернулся к окну.
— Отец, — мягко произнес Битерулв и, пренебрегая возможной опасностью, с протянутыми руками подошел к нему.
Король содрогнулся всем телом, сгреб юношу и с такой силой прижал к груди, что чуть не вышиб из него дух. Потом отпустил и спокойно произнес:
— Я не должен был бить тебя, а ты — преследовать меня: тебе же известно, что ходить по ночам со мной в павильон никому не разрешается.
— Отец, мы были так напуганы. Мама сказала, что у тебя не все в порядке с головой.
— Может, и так.
— Мы можем тебе помочь, милорд?
— Весьма в этом сомневаюсь. Очень сомневаюсь. — Саламан снова потянулся к юному принцу и, заключив в объятия, крепко прижал к себе.
— Мой мальчик, мне сегодня приснился сои, — глухо произнес он, — такой сон, о котором я не расскажу ни при каких обстоятельствах ни тебе, ни кому другому. Могу сказать только одно: подобные сны способны содрать с человека здравомыслие так же, как снимается кожура с фрукта. Этот сон все еще причиняет мне страдания. Мне никогда не удастся от него отмыться…
— О, папа, папа…
— Это все из-за этого отвратительного времени года. Черный ветер ударяет меня по черепу. С каждым днем он все больше сводит меня с ума.
— Может, мне оставить тебя одного? — спросил Битерулв.
— Нет, останься. — Король мрачно огляделся и снова уставился в находившуюся внизу темноту. Мальчика он держал возле себя. — Ты знаешь, как я тебя люблю, Битерулв.
— Разумеется, знаю.
— И когда я тебя только что ударил… Это заговорило во мне сумасшествие, а не я сам…
Битерулв кивнул, правда не сказав ни слова.
Саламан покрепче прижался к нему. Постепенно ярость в его душе затихала.
Затем, вглядываясь в ночь, он сказал:
— Или я снова схожу с ума, или там какая-то фигура. Ты видишь, как кто-то скачет на зенди по южному главному пути?
— Ты прав, папа. Я его тоже вижу.
— Но кто мог прибыть сюда ночью в такую погоду?
— Кто бы это ни был, мы должны открыть ему ворота.
— Подожди, — сказал Саламан. Сложив руки рупором он прокричал:
— Эй! Кто там есть! Ты слышишь меня?
Это было все, что он мог сделать, чтобы его голос был услышан сквозь завывания ветра.
Спотыкавшийся в снегу зенди казался совершенно выбившимся из сил. Наездник выглядел не намного лучше: его голова беспомощно свисала до самого седла.
— Кто ты? — окликнул Саламан. — Человек, назовись!
Прибывший поднял голову. Он издал слабый каркающий звук, который из-за ветра было невозможно разобрать.
— Что? Кто? — проорал Саламан.
Человек издал звук, еще более хилый, чем первый.
— Отец, он умирает! — воскликнул Битерулв. — Впустим его. Какой он может причинить нам вред?
— Незнакомец… ночьо, в бурю…
— Но он только один и при смерти, а нас двое.
— А если там есть еще, которые только и поджидают, чтобы мы открыли ворота?
— Отец!
Что-то в голосе мальчика прорвалось сквозь безумие Саламана, который кивнул и снова обратился к наезднику, сказав ему направляться к воротам. Затем король с сыном спустились, чтобы открыть их. Прибывший смог направить своего зенди внутрь стены с большим трудом. Зверь пробивался сквозь снег зигзагами. Дважды человек чуть не свалился с покачивавшегося зенди и, когда в конце концов оказался внутри, отпустил вожжи и просто свалился с животного, приземлившись на трясущиеся колени и локти. Король сделал знак Битерулву помочь ему подняться.
Судя по шлему, это был бенг. Несмотря на то что он был укутан в шкуры, он казался совершенно замерзшим. Его глаза остекленели, с меха, странного бледного розовато-желтого оттенка, не характерного для бенгов, свисали блестящие сосульки.
— О Накаба! — вдруг воскликнул он и так яростно содрогнулся, что его голова, казалось, оторвется от плеч. — Что за погода! Холод обжигает как огонь! Снова вернулась Долгая Зима?
— Кто ты, человек? — строго спросил Саламан.
— Уведите меня… вовнутрь…
— Сначала скажи, кто ты.
— Курьер от вождя Тапианы, привез сообщение для Фа-Кимнибола. — Прибывший покачнулся и чуть не упал, но благодаря неимоверному усилию, устоял и более глубоким, сильным голосом произнес:
— Меня зовут Темби Сомдеч, я стражник города Доинно. Именем Накабы, немедленно проведите меня к Фа-Кимниболу.
И упал лицом в снег.
Саламан, нахмурившись, поднял его на руки словно перышко. Он сделал знак Битерулву собрать всех трех зенди — своего, отца и прибывшего незнакомца — и связать поводья, чтобы их можно было вести. Они направились в центр города пешком. В нескольких сотнях шагов от ворот находилась гауптвахта.