Новая весна

Уже почти светало. Ветер не утихал, но снег прекращался — он покрыл землю поразительно толстым слоем. За последние тридцать лет Саламан не мог припомнить такого сильного снегопада. Может, именно поэтому эти люди вышли на улицу? Чтобы потанцевать под падающим снегом, порадоваться его необычности?

«Допущенцы, — подумал он, — я должен этим утром поговорить о них с Амифином».

Он поднялся на стену и довольно долго стоял возле окна павильона, вглядываясь в блеклость южных равнин, пока его разум полностью не освободился от каких бы то ни было мыслей, а ноющее тело не расслабилось. В конце концов на востоке начало розоветь. «Вся эта ночь была сном», — сказал себе Саламан. Чувствуя себя до странности добрым, словно впал в состояние, исключавшее даже возможность усталости — или словно он, возможно, где-то умер этой ночью, сам того не заметив, — он медленно спустился по лестнице и поехал по пробуждавшемуся городу в сторону дворца.

* * *

Амифин был первым, кто должен был к нему явиться этим утром, когда он, невероятно спокойный, поджидал его на своем тропе в зале для приемов. В движениях принца, когда он приближался к трону, было что-то странное, какая-то неуверенность, которая Саламану не понравилась. Обычно Амифин держал себя уверенно и решительно, как и подобало второму по старшинству из восьми сыновей короля. Но теперь он не шагал, а крался к трону, бросая на отца осторожные взгляды, словно пытаясь заглянуть за руку, которая прикрывала его лицо.

— Пусть боги даруют тебе доброго утра, отец, — произнес он странно напряженным голосом. — Мне сказали, что ты сегодня плохо спал. Леди Синифиста…

— Ты уже переговорил с ней?

— Мы с Чхамом завтракали вместе с ней. Она казалась крайне встревоженной. Она рассказала, что тебе приснился мрачный сон, после чего ты вылетел из комнаты словно охваченный…

— Леди Синифисте, — заявил Саламан, — следовало бы держать свои королевские уста на запоре, иначе мне придется помочь ей это сделать. Но я позвал тебя не для того, чтобы обсуждать природу своих снов. — Он пристально посмотрел на принца: — Амифин, кто такие допущен цы?

— Допущен цы, сэр?

— Да, допущенцы. Ведь ты же слышал этот термин раньше?

— Да, папа. Но меня удивляет, что он известен тебе.

— Это было одно из моих приключений минувшей ночью. Я находился возле гауптвахты рядом с площадью Солнца и заметил лунатиков, которые голыми танцевали под снегопадом. Со мной был Битерулв, и я спросил его: «Кто это?» — и он ответил: «Это допущенцы, отец». Но больше ничего не смог о них рассказать. Он заявил, что ты можешь предоставить мне более полную информацию.

Амифин тяжело переминался с ноги на ногу. Саламан никогда не видел его таким неуверенным, таким беспокойным. Король начинал ощущать запах предательства.

— Допущенцы, сэр… эти танцоры, которых вы видели… Эти люди, которые вы верно назвали сумасшедшими…

— Я применил слово «лунатики». Это те, которые сходят с ума под влиянием луны. Правда, во время их танцев лунный свет сквозь снег был плохо виден. Кто эти люди, Амифин?

— Это несчастный и странный народ, чье сознание искажено бессмысленной болтовней и вздором. Это как раз тот народ, который танцует, когда дуют черные ветры, или веселится голый под снегом, или делает множество других странных вещей. Их ничто не беспокоит. Они придерживаются убеждения, что смерть значения не имеет, что никогда не стоит задумываться об опасности, а без страха и помех надо делать то, что кажется тебе верным.

Саламан наклонился вперед, вцепившись в подлокотники Трона Харруэла:

— Это что, новая философия?

— Сэр, это больше похоже на религию. Или это нам так кажется. У них есть система верований, которой они обучают друг друга — у них есть книга, священное писание, — они устраивают секретные встречи, куда мы еще должны проникнуть. Видишь ли, мы только начали понимать их. Похоже, они больше всего восхищаются народом с темно-синими глазами, потому что он сохранял спокойствие и равнодушие к смерти, когда приближалась Долгая Зима. Допущенцы утверждают, что это самая великая вещь, которой учит нас Доинно Преобразователь: — мы должны демонстрировать свое равнодушие к смерти, что смерть — всего лишь аспект изменений и поэтому священна.

— Равнодушие к смерти, — промурлыкал Саламай. — Рассмотрение смерти как аспект изменений.

— Вот почему они называют себя допущениями, — сказал Амифин. — Они допускают, что смерти избежать невозможно — это, между прочим, замысел богов. И поэтому, отец, они делают все, что взбредет им в голову, несмотря на опасность и неприятности.

Саламан сжал кулаки. Он чувствовал, что после нескольких часов утреннего спокойствия в нем снова закипает ненависть.

Значит, город Доинно был не единственным местом, где культивировалась глупость новой веры? О, боги! Ему было больно слышать, что подобные безумства творились прямо под его носом. Этот культ мученичества мог привести к анархии. Люди, которые ничего не боятся, были ни на что не способны. Город не нуждается в почитании смерти. Здесь нужна жизнь, не что иное, как жизнь, новое цветение, новый рост, новая сила!