Новая весна

Нилли Аруилана редко покидала свою комнату, находившуюся на верхнем этаже Дома Накабы. С помощью мазей, ароматических трав и молитв Болдиринфы, она избавилась от лихорадки и чумы, которые вселились в нее, пока она лежала, обессиленная, среди болот, — и к ней снова вернулись силы. Но ее продолжали донимать сомнения и путаница, от которых не существовало никаких мазей. Большую часть времени она проводила в одиночестве. Один раз ее навестила Таниана, но это был натянутый, неудовлетворительный визит для обеих. Немого позже к ней зашел Креш. Он держал ее руки в своих и, улыбаясь, так смотрел в ее глаза, словно мог избавить от всего, что ее беспокоило.

Кроме Креша и Танианы, она ни с кем не встречалась. Приходило приглашение от Хазефена Муери отобедать с ним, но она оставила его без ответа.

— Ты очень благоразумна, — сказал ей однажды юный бенгский священник, чья комната находилась к рядом, встретив Нилли Аруилану, когда та несла поднос с едой, — что все время сидишь в норе, если бы я мог, то делал бы тоже самое. Этот грязный дождь все идет и идет.

— Правда? — равнодушно спросила Нилли Аруилана.

— Словно кара какая-то. Словно проклятье, проклятье Накабы.

— Правда?

— Смывает весь город. Вот я и говорю, что лучше сидеть дома. О, ты очень благоразумна!

Нилли Аруилана кивнула, слабо улыбнулась и направилась в комнату. После этого она взяла за привычку сначала выглядывать в коридор, чтобы убедиться, что там никого нет.

Она иногда подходила к окну и смотрела на дождь, но чаще всего садилась посреди комнаты, скрестив ноги и растеряно поглаживая себя часами, позволяя своим мыслям вольно витать.

Иногда она снимала со стены джикскую звезду — амулет из переплетенных трав, который несколько лет назад она принесла из Гнезда. Держала его, разглядывала открытое в середине место, позволяя своим мыслям уноситься далеко. Порой она видела розоватое мерцание Гнезда и темные перемещавшиеся фигуры военных, Яйцо-создателей, Воспламенителей, Гнездо-мыслителей. Однажды ей даже показалось, что перед ней мелькнула сама Королева-комната и огромная, неподвижная, таинственная громадина внутри ее.

Но видения были слишком туманными. В основном звезда ничего ей не показывала.

Она утратила ясное представление о том, куда идти дальше, что делать, даже кто она такая. Она чувствовала себя потерянной среди двух миров, подвешенной каким-то таинственным- образом, беспомощной.

Смерть Кандалимона означала для нее смерть любви, смерть мира. Никто не понимал ее, как он, и она сама тоже никогда никого так не понимала. Их связывало не просто сношение или спаривание. Эго было чувство разделенного опыта, общее знание. Это была Гнездо-связь. Они прикасались к Королеве, Королева прикасалась к ним, потом Королева стала мостом между их душами, дав им возможность открыться друг Другу.

Правда, это было всего-лишь начало. И затем Кандалимона не стало. И словно все оборвалось.

* * *

Единственное, что не заканчивалось, так это дождь. Он лился на город и на залив, на холмы и на озера. В земледельческом районе Тангока Сейпа, в восточной части долины Эмакис, где начинались прибрежные горы, он был таким сильным, что с грязевыми потоками смыл с холмов почву, чего вообще не случалось со времен основания города.

Стадрейнский фермер по имени Квезинимор Флендра, воспользовавшись небольшим затишьем после последней бури, чтобы отыскать призового самца вимбора, который сорвался с привязи, как раз пересекал насквозь промокшую грудь холма, когда земля практически стала уплывать из-под ног. Он упал и вцепился пальцами в землю, уверенный, что его унесет в эту образовавшуюся пропасть, где он и будет погребен заживо. Раздался ужасный отвратительный звук, что-то вроде всасывающего рева; шум жидкости.

Квезинимор Флендра крепко сжимал руки и молился всем богам, которых мог вспомнить: сначала своему собственному, Всемилосердному; затем Накабе Заступнику; затем Джиссо, Доинно, Эмакис. Он пытался вспомнить имена других кошмарских богов, когда понял, что холм перестал оползать.

Он посмотрел вниз. Зем; я полумесяцем разломилась прямо перед ним, обнажив коричневую почву, прошнурованную вывернутыми корнями.

Показалось и другое: огромный, покрытый черепицей свод для одного человека; ряд толстых колонн, чьи основания были спрятаны где-то глубоко в земле; россыпи осколков и обломков сооружений, которые проступили на новообразовавшейся поверхности расколовшегося, словно его разбили, холма. Там также появился вход в отделанный камнем туннель, уводивший в глубь холма. Висевший вниз головой Квезинимор Флендра смог разглядеть истоки пещеры. Со страхом и удивлением он заглянул в ее таинственные глубины.

Затем снова начался дождь. Холм мог оползти еще немного и утащить его вместе с собой. Он стал поспешил вниз по черному склону, после чего направился к дому.

Об увиденном он не сказал никому ни слова.