Новая журналистика и Антология новой журналистики

Каждый день Джордж Баррет целует на сон грядущий всех четверых сыновей, хотя старшим из них уже семнадцать и девятнадцать лет, и ребята этого стесняются. Он и сам признает, что эти поцелуи могут показаться несколько странными, так объясняя свои действия: «Мой образ жизни таков, что однажды я могу просто не вернуться домой, а я не хочу умереть на улице, лишившись последней возможности проститься с близкими. Каждый раз, когда я их целую, я прощаюсь с ними так, как будто вижу в последний раз».

Каждое прощание может оказаться последним для детектива Джорджа Баррета. Он охотится на людей. И никто из тех, на кого он охотится — воры, наркоторговцы, жулики, бандиты, грабители, — никто из них не хочет встретиться с Барретом на равных, один на один. Потому что, если Джордж Баррет охотится за кем-то, он всегда настигает свою дичь. И если даже найденный не всегда попадает в тюрьму, он никогда не остается безнаказанным. Джордж Баррет — крутой коп. В его холодные, как оружейная сталь, глаза можно заглянуть, но проникнуть сквозь них в его душу невозможно. Жесткие черты лица, челюсть — как кирпич, тонкие губы увлажняет язык, молниеносно очерчивающий контур его рта, и если вы слышите его смех, знайте, что смеется Баррет лишь голосом и лицом, внутрь его души веселье не проникает.

— Я одержим уверенностью, что просто не могу не победить, и эти животные чуют мою уверенность, — утверждает он. — Кто свяжется со мной, тот пропал. Это зверье на Бродвее? Я их проглочу. У меня отличное снаряжение, и я умею им пользоваться. Не кулак, так каблук, даже если противник сильнее физически; дубинка, нож, пистолет…

Для иных Джордж Баррет представляет собою изъян в нашей правоохранительной системе, для других он — воплощенное олицетворение того, что не дает ей развалиться окончательно.

Поздним вечером он стоит на Западной 52-й улице, на северной границе 16-го полицейского участка, лицом к Таймс-сквер. Бродвей, Большой Белый Путь, легендарная улица мечты… Баррет считает ее сточной канавой, канализационным-коллектором. По этой коммуникации течет худшее, что имеется в Америке: выродки, извращенцы, преступники. Баррет определяет их как «нечисть».

По Бродвею и Седьмой авеню уже прогуливаются проститутки — до 42-й улицы, южной границы 16-го участка, — фланируют сутенеры, проститутки, педерасты и «мерфинисты» — жулики, высматривающие любителей «клубнички» и смывающиеся, выманив деньги у одураченных клиентов. По тротуарам рыскают взломщики автомобилей, наклоняясь к каждой припаркованной машине, оценивая возможную добычу. Эти всегда двигаются навстречу движению транспорта, чтобы их не догнал «попутный» полицейский патруль. Основной улов у них от восьми вечера до полуночи: очистка автомобилей, принадлежащих театралам. Взломщики предпочитают машины из других штатов, чтобы водитель не пришел в суд в случае поимки вора. Они ловко орудуют отвертками, вскрывая мухоловки [136], или модифицированными фомками с загнутыми концами, чтобы отжать стекла и добраться до фиксатора замка.

«Мерфинисты» в это время суток толкутся возле танцзалов и дискотек, присматриваясь к захмелевшим посетителям. Тем же занимаются и уличные грабители. За стеклами витрин сидят цыганки-гадалки, время от времени подходя к дверям, чтобы пригласить выбранного опытным глазом прохожего проникнуть в захватывающие тайны задней комнаты. Рискнувшего войти оставят без бумажника: пальцы у цыганок настолько ловкие, что могут вытащить двадцатки из сердцевины свертка долларов, не потревожив наружные однодолларовые бумажки.

Вдоль Бродвея, между 43-й и 45-й улицами, продажных мужчин больше, чем продажных женщин на гамбургской Репербан: здесь количество предлагающих свои услуги нежноликих юнцов и жестких добрых молодцев в широких поясах и черных сапогах значительно превышает спрос. По затененной 43-й улице, между Бродвеем и Восьмой авеню, эмоционально переругиваясь, прогуливаются педерасты-эксгибиционисты. Дегенераты всех мастей вливаются в двери киношек, демонстрирующих шедевры под названиями: «Оргия в квартире Лил», «Потаскушки», «Изнасилование». И повсюду бродят наркоманы и мелкие уличные наркоторговцы.

Участок Джорджа Баррета невелик: 384 акра, 15,8 миль улиц — из конца в конец можно пройти за 20 минут. Но на этом участке, в его 70 квадратных кварталах, сосредоточены Рокфеллеровский центр, «Радио-сити», театральный район, «Бриллиантовый центр» [137] и Таймс-сквер. Каждый месяц здесь регистрируются 15 ограблений, 20 бандитских нападений, 20 взломов, 320 краж, два изнасилования, а уж актов вымогательства, проституции, извращений — просто не сосчитать. Каждый день сюда вливается миллионный людской поток. Многие вечером, после закрытия офисов, магазинов, театров, покидают эти улицы, но немало народу остается и на денек-другой в гостиницах: цены здесь колеблются от 3 долларов за комнатушку в «крысиных» номерах до 92 долларов за люкс в «Асторе».

Всматриваясь в хаос своего участка, Баррет объясняет: