Новая Зона. Дикий Гон

Да бог с ним, со Спиридоном Игоревичем. В конце концов, на нем свет не сошелся клином. Понятное дело, в Закинфе сейчас найти работу непросто, тем более иностранцу. Вон их сколько в Грецию понаехало что из Восточной Европы, что из многострадальной Сирии. Не протолкнешься. Но человек с руками и, главное, с головой не пропадет. Ну, не выйдет устроиться в дайвинг‑центр инструктором, можно попробовать наняться охранником‑вышибалой в одну из многочисленных таверн или ночных клубов. На худой конец, пойдет на какого‑нибудь местного фермера батрачить. Как раз скоро сезон сбора оливок начнется. Греческий язык он более‑менее освоил, что здесь весьма ценится.

Ясно одно – назад, в Зону, он не вернется ни за какие коврижки. До сих пор жутики по ночам снятся. И лица погибших там парней…

Он налил стакан вина. Нужно помянуть. Тут бы, конечно, лучше водка подошла и не какое‑нибудь местное узо, отвратно пахнущее памятным с детства пертусином, а наша, родная, русская. Да жарко сейчас для крепких‑то напитков. И дорого. Поллитровка что‑то около пятнадцати евро тянет. Нет, будем пить вино.

Он проглотил кисловатую жидкость, бросил в рот оливку и вяло пожевал.

– Кали́ о́рэкси![9] – кокетливо пожелала официантка.

Ей явно было скучно. Клиентов, кроме этого симпатичного парня‑иностранца, больше не было. А смотреть телевизор ей не хотелось. Там шла какая‑то религиозная передача об одном из афонских монастырей. Девушка была слишком молода для такого.

– Паракало́, – поблагодарил Евгений и принялся за еду.

Сувлаки в «Трех монахах» готовили божественно. Баранина была сочной и пахла ароматными травами Средиземноморья. Оливки крупные, с легкой горчинкой. Как раз под вино. Да и дзадзики удалось. Чеснока, может, и многовато, но на мужской вкус самое то. Ему вроде ни с кем не целоваться сегодня. Хотя…

Вон как девочка смотрит. Призывно, многообещающе.

А что, не тряхнуть ли стариной?.. Потому как давно у него ничего такого не было.

Он уже хотел помахать ей рукой, мол, не хочешь ли присоединиться, разделить трапезу? (Подобное поведение здесь не приветствовалось, но и не осуждалось, хозяин «Трех монахов» ценил клиентов, особенно постоянных.) Однако взгляд зацепился за картинку на плазменном телевизоре.

Официантке надоело наблюдать скучных бородатых иноков, чинно вышагивающих между монастырскими строениями и что‑то толкующих на каком‑то славянском наречии. Она взяла пульт и переключила телевизор на местный музыкальный канал «Lampsi TV». О, это же совсем другое дело. Димос Анастасиадис. Какой красавчик! А голос, голос…

– Xtise mia gefira[10]… – начала она тихонько подпевать.

– Переключи назад! – крикнул ей вдруг симпатичный посетитель.

– Что? – не поняла девушка. – Вам не нравится?

Она растерялась. Как мог не нравиться Димос Анастасиадис? Он всем нравится. И песня такая хорошая.

– Переключи назад…

В его голосе было что‑то такое, что испугало девчонку, она даже поежилась.

– Пожалуйста! – с нажимом произнес странный парень.

– Да ладно, ладно… – пролепетала официантка, поспешно переключая каналы.

В конце концов, клиент всегда прав. Еще пожалуется хозяину, а тот, чего доброго, вычтет из ее зарплаты штраф за грубость посетителю. Пусть себе любуется на своих монахов, если ему так хочется. Хотя, как на ее вкус, Димос намного интереснее. Какие у него усики. И эта легкая небритость. Не то что у этих противных монахов. Вон какие бороды отрастили.

Официантка фыркнула и уставилась в айпэд. Сейчас она нагуглит песню в YouTube, послушает через наушники.

На экране возникли церковные строения, чуть напоминающие Большой Кремлевский дворец. Такие же зеленые крыши, купола. Башня с часами‑курантами. Сзади ввысь уходила гора, усаженная деревьями и кустарником. И надо всем этим – бездонное голубое небо без единой тучки. Такое только здесь, в Греции, есть. Ну, еще разве что дома, в России…

Показывали святую гору Афон и Свято‑Пантелеимонов монастырь, населенный иноками русского происхождения. Обитель основана здесь тысячу лет назад и с тех пор была духовным оплотом, форпостом русского православия.

Сейчас ее населяло чуть более полусотни монахов.

Корреспондент бойко рассказывал о жизни братии, демонстрируя удачно скомпонованные кадры видов монастыря и повседневной жизни иноков. Вот они на совместной молитве у одной из главных реликвий обители – честной главы святого Пантелеимона, вот за трапезой, а вот в трудах, выполняют послушание, наложенное на насельников отцом настоятелем. Судя по датам, мелькавшим на пленке, запись сделана недели две назад, как раз перед Троицей.

Евгений впился взглядом в экран, надеясь вновь увидеть лицо одного из иноков, засветившееся в паре кадров. Высокий плечистый монах с длинными густыми русыми волосами, собранными сзади в хвост, скрепленный обычной резинкой. Небольшая бородка и аккуратные усы под хищным орлиным носом. И глаза, исполненные неизбывной тоски… Такие знакомые Брагину глаза, с которыми ему не раз приходилось сталкиваться взглядом.

– Жук… Жучара… братишка… – шептали губы бывшего сталкера Шквала. – Как же ты?..