Новатерра

      - Хм, ловко! - ухмыльнулся он. - Вот, значит, как иностранные шпионы выпытывают интересующую разведцентры информацию. Хорошо вас Там учат!.. Ну, да ладно, нам скрывать особо нечего, кроме нетрудовых доходов и коэффициента интеллекта. Во-первых, своевременно красить пожелтевшие листья и сухую траву в зелёный цвет следует в интересах эффективной маскировки войск на поле боя и в не менее сложной мирной жизни, ибо, как известно, именно такой цвет доминирует в полевом обмундировании русского солдата и наружном покрытии вверенной ему боевой техники. Во-вторых, зелёный - в отличие от какого-нибудь жёлтого цвета разлуки, красного госпитального креста или белой капитуляции перед вероятным противником - настраивает бойца на позитивный лад.

      Супруга попросила уточнить, в чём его позитив, и по тому, сколь натужно далась ей пара слов, Александр с удовлетворением отметил - убаюкана. И слава Богу!

      - В чём позитив, говоришь? Да хотя бы в том, что 'живенький' зелёный цвет зримо напоминает солдату в окопе про зелено вино, сиречь водку, и про вышеупомянутую травку весенней порой, на которой так сподручно разложить некое лицо противоположного пола. К тому же зелёный цвет - это недозрелые фрукты в садах на оккупированной территории, обожравшись которых, можно заработать дизентерию и без прямой угрозы жизни дождаться в медсанбате окончательной победы над силами зла. Наконец, третье, самое, пожалуй, главное: порядок в армии превыше всего! Коль скоро в умных книжках писано, что листики и травка зелёные, а не серо-буро-малиновые, то, если штатским штафиркам позволено в этом сомневаться, в Вооружённых Силах так тому и быть во веки веков! В любое время года... Успела записать для сведения своих, с позволения сказать, работодателей?

      Трудно сказать, что Алина успела, а что ей придётся - обязательно придётся, потому что это важно! - выяснять грядущим днём. Сегодня она добросовестно сопела, крепко обхватив подушку. Немало обрадованный этим, Александр, в свою очередь, стал неторопливо отходить в небытие.

      И думал при этом, что он впрямь не Святогор, не витязь-одиночка. Он вообще думал об этом довольно часто. Однако столь же часто, игнорируя должностной и социальный статус, пускался во все тяжкие, за что в прошлой ещё жизни командир полка беззлобно отзывался о нём так: майор Твердохлеб из тех, кто желает на любых крестинах быть младенцем, идти невестой под каждый венец, ложиться покойником во все, без исключения, гробы...

      Думал о том, что позапрошлой ночью имел как никогда реальный шанс заделаться покойником. Что, как это ни прискорбно, витязь он и вправду бывший, сколько бы ни бравировал удалью молодецкой...

      Думал о том, что до остервенения устал на текущей - увы, до сих пор не истекшей! - войне...

      Думал о том, что истекшим, в отличие от войны, днём стал Отцом уже не только народов Новороссии, но и полноценного семейства...

      Думал о том, что он, Отец народов Новороссии, Лучший Друг бывших негров, начиная с Майкла Джексона, по-настоящему великий Гетман - чай, не какая-нибудь затрапезная Ванька Мазепа! - должен от пуза выспаться, чтобы назавтра быть во всеоружии перед неминуемыми битвами как на текущей войне, так и в семейной жизни...

      И додумался до того, что впрямь крепко уснул...

      ...А с рассветом над станицей пронеслась гроза. И более утро не запомнилось ничем. Случались в истории Древней Руси лихолетья, но бывали также годы, что в монастырских хрониках отражались одной лишь короткой строкой:

      От Сотворения Мира год...: ладно бысть.

      От Сотворения Мира год...: спокойно бысть.

      От Сотворения Мира год...: ничтоже бысть.

      От Сотворения Мира год...: тишина бысть.

      Примерно таким и выдался день сегодняшний, пятница, пятое июля. Вновь заработали хозяйства и цеха, станица занялась привычными делаѓми.

      Скука!

      Гетман с девяти часов тоскливого нынешнего утра восседал в апартаменте и ощущал себя боѓгатырём. Не Святогором, нет! Илюшей Муромцем, который пролежал в родимом Карачарове, считай, полжизни на печи. Неплохо отдохнувшему за ночь, гетману всё же до умопомрачения хотелось спать. Такое изредка бывало. После боя, после забот, трудѓных решений и авралов на него наваливалась сонная одурь. Лень. Хандра. Дремота. Сплин.

      - Натаха, меня нет, - ворчливо проговорил он в хобот микрофона громкой связи.

      - Поздно, Саныч.

      - Кого там еще..?!

      - Пристав звонил, я сказала, что ты на месте.

      - Больше так не делай!

      - Не буду, Саня. Прости ещё раз за позавчерашнее.

      - Ой, иди ты..!

      Дабы не впасть в Ничто-Нигде-и-Никогда, гетман стал думать о приѓятном. Для начала подумал о том, что, если пригласить Наталью, с нею можно было бы недурно 'помириться'. Однако вовремя одумался. Он ведь теперь, хоть и Первый Любовник, но - бывший. Он со вчерашнего дня, как ни крути, высоконравственный отец семейства. Он патриарх! Он, чёрт его дери за все конечности, к тому же и стратег! А стратег обязан думать. Думать, а не просто шашкой махать! Как и прочими конечностями стратегического организма...

      И гетман задумался по существу. О Командоре ордена Бессмертия. И Нине Юрьевне.