Бросая эти страстные вызовы на борьбу с хасидами, старый рыцарь раввинизма был глубоко убежден, что «новая секта», насчитывавшая своих адептов уже сотнями тысяч, ведет и религию и нацию к гибели, ибо раскалывает стан израильской внутри в такое время, когда он раздробляется извне политическими переворотами. Пугал его и разросшийся культ цадиков-чудотворцев, грозивший чистоте верований иудаизма. Гнев Гаона был в особенности возбужден появившейся в том же 1796 году книгой главы северных хасидов рабби Залмана («Тания»), где ярко представлена та мистико-пантеистическая система хасидизма, в которой ревнители раввинизма усматривали богохульство и ересь. В воззвании Гаона были намеки на эту книгу, и автор ее болезненно почувствовал направленный против него удар. Залман откликнулся ответным посланием, где доказывал, что виленский патриарх введен в заблуждение относительно истинной сущности хасидизма, и предлагал противнику устный или письменный диспут по этому вопросу, дабы выяснить истину и «водворить мир во Израиле». Но суровый Гаон отказался спорить с «еретиком». Виленское послание между тем распространялось и во многих общинах вызывало резкие столкновения между миснагидами и хасидами, причем первые обыкновенно были нападающею стороною.
Доведенный преследованиями до крайнего раздражения, кружок хасидов в Вильне позволил себе бестактную выходку. Когда, через год после обнародования своего последнего циркуляра, престарелый Илия Гаон умер (осенью 1797 г.), и вся виленская община облеклась в траур, местный хасидский кружок собрался в одном доме и устроил там веселую попойку по случаю избавления секты от ее гонителя. Эта безобразная демонстрация, совершенная в день похорон Гаона, вызвала взрыв негодования в виленской общине. Вожди ее еще на кладбище, над гробом покойника, поклялись отомстить хасидам. На другой день состоялось заседание кагальных старшин, в котором был намечен ряд репрессий против хасидов. Наряду с мерами, подлежавшими оглашению, как, например, объявление нового «херема» против сектантов, были приняты решения негласные. Особой комиссии из пяти членов кагала были выданы самые широкие полномочия по делу борьбы с ересью; из намеченных способов борьбы, как показали дальнейшие события, не исключались и доносы русскому правительству на главарей секты.
Скоро совершилось позорное дело. К генерал-прокурору Лопухину в Петербурге поступил донос «о вредных для государства поступках начальника Каролинской (хасидской) секты Залмана Боруховича» в Белоруссии и его сообщников в Литве. Ранней осенью 1798 г. местные губернские власти получили от генерал-прокурора царское повеление: арестовать в местечке Лиозне главаря секты, Залмана, и двадцать двух его «сообщников» в разных местах. Залман был экстренно отправлен, «под крепким караулом», для допроса в Петербург, а прочие содержались под стражею в Вильне. Залмана допрашивали в Тайной экспедиции, где рассматривались дела по государственным преступлениям. Ему был предъявлен ряд обвинений: в создании вредной религиозной секты, изменившей порядок богослужения у евреев, в распространении превратных религиозных идей, в собирании денег для посылки на какие-то тайные надобности в Палестину. В допросе сквозило подозрение в политической неблагонадежности узника, в принадлежности его к тайной масонской организации с революционною программой. Обвиняемый дал на все вопросы обстоятельный письменный ответ на еврейском языке. Переведенный на русский язык, ответ Залмана произвел в Петербурге благоприятное впечатление. На основании доклада генерал-прокурора царю Павлу I обо «всех обстоятельствах, оказавшихся при исследовании», последовало повеление: Залмана и прочих арестованных главарей секты освободить, но иметь за ними «строгое наблюдение, нет ли и не будет ли от них каких потаенных сношений или переписок с развратно толкующими о правительстве и образе правления». В конце 1798 г. Залман был освобожден.