В двух литовских губерниях, где особенно сильно было влияние польских горожан, христианская оппозиция имела еще больший успех: здесь пришлось совершенно приостановить действие закона о представительстве евреев в магистратах. Когда сенатский указ о допущении евреев в члены городского магистрата получился в Вильне (1802), местное христианское общество вознегодовало. Бюргерская спесь старых «отцов города» вылилась в прошении, посланном виленскими христианами на имя Александра I (февраль 1803 г.). Виленцы протестуют против нарушения их старой привилегии, в силу которой «запрещается евреям и другим иноверцам занимать уряды» (должности) в Литве; допущение евреев в магистрат — бедствие и позор для литовской столицы, ибо «не имеют они (евреи) никакой идеи о морали, и образ их воспитания не приуготовляет их к званию судьи, а вообще содержит себя сей народ посредством одних происков»: «у христиан отнята вовсе охота к принятию публичного служения тогда, когда евреям дана воля возрастать над ними».
Просители стращают, что «начальствование» евреев, т. е. участие их в магистрате, хотя бы в количестве одной трети гласных, подорвет доверие народа к городскому управлению и суду: «послушание черни обратится в поругание, когда приходящий в место освященное (иконами на стенах) обретет еврея и в нем своего начальника и судью, которому подчинену быть несвойственно ни по состоянию, ни по религии». Ковенское христианское общество в жалобе по тому же поводу привело еще один несокрушимый аргумент против допущения евреев на муниципальные должности: для приведения к присяге на судейском столе поставлен крест со «святою фигурою» распятия, а еврей-член суда «не будет на оную (фигуру) смотреть, но противно по своему обряду против оной думать, а потому вместо судейской справедливости посмеиваться только будут с христианского закона». Эти доводы оказались убедительными для правительства: Сенат взял назад свой указ о выборах евреев в магистраты в Литве (1803).
Таким образом, тупая злоба привилегированного мещанства местами стесняла деятельность евреев в городском самоуправлении, а местами совершенно вытесняла их оттуда. У еврейских обществ, при всей их отсталости, оказалось столько гражданского мужества, чтобы посылать своих представителей в стан врагов для совместной работы на пользу городского населения, но замкнутое, насквозь пропитанное средневековьем мещанство не хотело признать за евреями право горожан. Евреям приходилось считаться с этим консерватизмом окружающей среды. Они имели еще свое общинное самоуправление, и, если б в эту область направилась их общественная энергия, кагальная автономия возродилась бы, несмотря на все ограничения со стороны правительства. Но такому возрождению мешала другая причина — тот глубокий раскол внутри общин, который был вызван ростом хасидизма во второй половине XVIII века и завершен к началу XIX века.
§ 51. Хасидский раскол и вмешательство правительства