Таким образом, попытка обратить часть еврейского населения в земледельцев увенчалась бы крупным успехом, если бы правительство достаточно подготовилось к такому важному экономическому перевороту. Десяток тысяч переселенцев ушел в Новороссию, а за ним туда рвались еще густые бедствующие массы. Но правительство, испугавшись трудности дела, остановило все это движение. В то же время было приостановлено и насильственное выселение евреев из деревень западных губерний, грозившее небывалою экономическою катастрофою, и таким образом была устранена главная причина ухода на новые места. После ряда колебаний и кризисов экономический быт евреев снова утвердился на старых устоях: торговле, ремесле и сельской аренде.
§ 50. Кризис автономии; кагалы и магистраты
Система государственной опеки коснулась и самоуправления еврейских общин. Уже к концу царствования Екатерины II выяснилась тенденция правительства к сокращению широкой кагальной автономии, узаконенной раньше, когда еще свежо было в памяти обещание царицы жителям присоединенной Белоруссии «оставить их при прежних свободах». Не привыкшее к «самочинству» подданных, русское правительство подозрительно смотрело на широкие функции — хозяйственные, духовные и судебные, которые признавались за кагалами наряду с их фискальными обязанностями по взиманию казенных податей. Указами 1786 и 1795 гг. деятельность кагалов была ограничена областью духовных и податных дел. «Еврейская конституция» 1804 года пошла еще дальше: она разделила эти две функции между раввинатом и кагалом, которые прежде составляли одно целое; раввинам дозволялось «надзирать за обрядами веры и судить споры, относящиеся до религии», кагалы же «должны наблюдать, чтобы казенные сборы были исправно вносимы». К этому свелась теперь вся былая автономия еврейских общин в Польше. Разумеется, на деле самоуправление было шире, чем на бумаге: евреи продолжали разбирать и свои имущественные споры большею частью в раввинском суде; запрещение раввинам налагать «херем» (отлучение) на ослушников не всегда соблюдалось, ибо духовный суд другими орудиями устрашения не располагал. С другой стороны, правительство, нуждаясь в податных услугах кагала и вообще в ответственной организации, с которою можно было сноситься по еврейским делам, должно было мириться с расширением деятельности кагалов вне сферы фискальных дел. Когда правительству нужно было узнавать мнения еврейских обществ о той или другой проектируемой мере, оно обращалось к кагалам, уполномочивая их присылать депутатов в Петербург или в губернские города (1803 и 1807 гг.).
То была вынужденная уступка силе обстоятельств, силе сплоченной самобытной массы, не желавшей обезличиться до смешения с окружающим населением, до слияния всех своих интересов с задачами общего муниципального самоуправления. А между тем к такой «муниципализации» еврейских общин долго стремилось русское правительство. Со времени Екатерины II оно лелеяло мысль об «уничтожении обособленности евреев» путем включения их в сословные — купеческие и мещанские — организации. Когда евреям в 1780-е годы предоставлено было неслыханное дотоле право участия в городском управлении, в качестве избирателей и выборных членов магистратов и городских судов, петербургские законодатели думали, что осчастливленное этим еврейское общество отречется от своей старой кагальной автономии и сольется с христианскими сословиями в городском самоуправлении. Ни еврейское, ни христианское общество не оправдали этих надежд. Евреи, не отказываясь от своей вековой общинной организации, охотно шли на выборы в магистраты, где прежде хозяйничали их исконные враги — христианские купцы и мещане, шли с тем, чтобы защищать там свои интересы как значительной части плательщиков податей. Но тут они ветретили ожесточенное противодействие со стороны христиан. В двух белорусских губерниях некоторые евреи были избраны в магистраты, в качестве ратманов и членов суда; но большею частью христиане, искусственно создавая себе большинство, не допускали евреев в городское управление. Русское и особенно польское мещанство считало предоставление евреям муниципальных прав нарушением своей коренной привилегии. Считаясь с этим настроением общества, начальники юго-западных губерний самовольно установили ограниченную норму для евреев в магистрате: в местах с преобладающим еврейским населением они разрешали евреям выбирать только одну треть членов магистрата (1796—1802). Представители еврейского большинства населения, таким образом, оставались в городской управе всегда в меньшинстве и не могли отстаивать интересов своих соплеменников ни при раскладке городских сборов, ни при разборе дел в городских судах. Жалобы уполномоченных от подольских евреев, представленные в Петербурге, не устранили беззакония.