Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

2) Эпоха первой реакции, общеевропейской (1815—1848), когда эмансипация сменилась повсюду, кроме Франции и Голландии, полным или частичным возвратом к прежнему гражданскому бесправию евреев.

3) Эпоха второй эмансипации (1848—1880), когда после ре­волюций 1848 г. в Германии, Австрии и Италии установился либе­ральный конституционный режим, который привел к юридическо­му, хотя и не фактическому, равноправию евреев, а «эпоха великих реформ» в России вызвала там эмансипационное движение среди ев­рейских масс.

4) Эпоха второй реакции, антисемитической (1881—1914), когда общественный антисемитизм в большей части Западной Евро­пы сделался силою, препятствующей проведению в жизнь полного равноправия евреев, а юдофобия реакционной России боролась пу­тем гнета и погромов с освободительным и революционным движе­нием еврейских масс.

§ 12. Ассимиляция и национальное движение

В тесной связи с внешними процессами эмансипации и реакции находятся внутренние процессы ассимиляции, с одной стороны, и национального сознания —с другой. Под «ассимиляцией» под­разумевается либо стихийное поглощение евреев культурою окружа­ющих народов, либо сознательное отрицание своей национальности вне чисто религиозной сферы и причисление себя в каждой стране к господствующей нации. В основе этой денационализации лежат два разнородных двигателя: гуманистический и утилитарный. Первый из них не нов в еврейской истории. В различные эпохи, под влиянием мировых культурных движений в известных слоях еврейства центро­бежная сила получала перевес над центростремительной, тяготение к «общечеловеческой» культуре периферии — над тяготением к са­мобытной национальной культуре. Так было в Палестине в эпохи господства финикийской и ассиро-вавилонской культуры, затем в ди­аспоре Передней Азии и Египта (Александрия) при господстве гре­ко-римской культуры, а позже в эпоху арабского ренессанса на Востоке и в Испании. С особенной силой проявился подобный кризис в новей­шее время. После ряда веков крайней замкнутости западное еврейство поддалось европейскому просветительному движению XVIII века и его космополитической идеологии. Эпоха Мендельсона и французской ре­волюции развили в верхних слоях еврейского общества огромную цен­тробежную силу. Лозунгом дня стало: от национального к общечело­веческому! Начался процесс приобщения евреев к европейской куль­туре; но так как в действительности однородной культуры Европы не было, а была культура французская, немецкая, английская и во­обще окрашенная в тот или другой национальный цвет, то и различ­ные группы еврейского народа фактически усваивали в каждой стране его национальную культуру, т. е. сливались с французами, немцами и т. д. Гуманистическое устремление выродилось в отречение от ев­рейской национальности ради другой, господствующей в данной стране.

Если бы это нормальное (при ненормальности положения ев­рейского народа в диаспоре) центробежное движение было предос­тавлено самому себе, оно было бы с течением времени уравновешено естественным противодействием своей соперницы, центростреми­тельной силы; односторонний процесс ассимиляции натолкнулся бы на историческую тягу к своему, национальному, или к синтезу его с универсальным. Но тут к гуманистическим мотивам ассимиляции присоединились мотивы утилитарные. Ассимиляция была втяну­та, как боевой лозунг, в борьбу за и против эмансипации. Про­тивники эмансипации из христиан доказывали, что гражданское равноправие не может быть дано обособленной группе людей, имеющей характер нации. Во всех странах повторялся в XIX веке довод аббата Мори во французском Национальном собрании (1789): «Слово «еврей» есть название не секты (религиозной труп­пы), а нации». На это эмансипаторы возражали характерными словами либерала Клермон-Тоннера в том же собрании: «Евреям, как нации, следует отказывать во всем, но евреям, как людям, еледует все предоставить». После долгой борьбы побеждали сторон­ники эмансипации: гражданское равноправие давалось евреям в предположении, что они в данной стране составляют не нацио­нальную, а только религиозную группу среди господствующей нации. Когда, уже после эмансипационного акта 1791 года, Напо­леон I усомнился в отношении самих евреев к этому вопросу, он созвал в Париже собрание еврейских представителей из всей Фран­цузской империи и, под угрозою лишения гражданских прав, выр­вал у них признание, что «евреи ныне не составляют нации» («Aujourd’hui que le juifs ne forment plus une nation[13] et qu’ils ont 1’avantage d’etre incorpores dans la grande nation» ...). Перед Парижским Синедрионом (1807) стояла альтернатива: либо объявить ев­рейство нацией, а не только религией и сразу лишиться благ граж­данской свободы, распространявшейся на всю Наполеоновскую империю, либо отречься от своей национальности, признав себя частями господствующих наций, и пользоваться равноправием[14]. Утилитарные соображения взяли верх — и акт отречения был под­писан.