Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

По окончании этой речи, в которой было больше угроз, чем приветствий, были прочитаны 12 вопросов, поставленных импера­тором собранию. Первые три вопроса касались семейного строя: дозволено ли евреям многоженство? Действителен ли развод без тре­буемой французским законом санкции суда? Дозволены ли смешан­ные браки между евреями и христианами? Следующие три вопроса касались патриотизма: считают ли евреи французов своими бра­тьями или чужими? Что предписывает еврейский закон по отноше­нию к французам христианского исповедания? Признают ли евреи, родившиеся во Франции, эту страну своим отечеством, которое они обязаны защищать и подчиняться ее законам? Дальнейшие вопросы относятся к деятельности раввинов, в особенности к их судебным фун­кциям. Последние три вопроса касаются профессий, и особенно рос­товщичества: есть ли профессии, запрещенные евреям? Запрещено ли или дозволено давать деньги в рост еврею с одной стороны и ино­родцу — с другой?

Когда при чтении вопросных пунктов Моле дошел до вопроса, считают ли евреи Францию своим отечеством и сознают ли свой долг защищать ее? — депутаты поднялись со своих мест и воскликнули: «Да, до самой смерти!» Председатель собрания, Фуртадо, в своем от­вете на жесткую речь Моле выразил радостную готовность собрания содействовать осуществлению «великодушных намерений» импера­тора, видя в этом способ «рассеять не одно заблуждение и устра­нить не один предрассудок». Была избрана особая комиссия из 12 членов, в которую вошли Исаак Берр, Мишель Берр, раввин Зинцгейм и другие, для изготовления ответов на предложенные вопросы. В течение нескольких дней комиссия успела выработать ответы на первую группу вопросов, и в заседании 4 августа собра­ние приступило к их обсуждению. На первый вопрос (о многожен­стве) было очень легко ответить указанием на давно установив­шийся среди европейских евреев обычай строгой моногамии. Воп­рос о разводе супругов был разрешен в том смысле, что соверша­емый раввином религиозный акт развода получает силу лишь после утверждения его общим гражданским судом; при этом было ука­зано, что со времени эмансипации раввины во Франции строго исполняют гражданскую присягу и подчиняют религиозно-семейные акты контролю государственных учреждений. Больше трудностей представлял ответ на третий вопрос — о смешанных браках; но и тут нашелся компромисс: ответ гласил, что браки евреев с христианами имеют силу гражданских, а не религиозных актов, подобно тому как смешанные браки признает и католическое духовенство, не благо­словляя их, причем еврей, женившийся на христианке, «не перестает быть евреем в глазах своих соплеменников».

Ответам предшествовала характерная «декларация», принятая собранием. В ней говорилось, что «движимое чувством признатель­ности, любви и благоговения к священной особе императора», со­брание «готово во всем сообразоваться с его отеческою волею»; что иудейская религия повелевает в делах гражданских и политических ставить законы государства выше законов религиозных, так что в случаях противоречия между теми и другими религиозные законы теряют свою силу.

Став с самого начала на наклонную плоскость уступчивости и угодничества, собрание катилось по ней все дальше. И когда оче­редь дошла до второй группы вопросов — о совместимости граж­данского патриотизма с национальным чувством, сервилизм со­брания перешел всякие границы. Вместо того чтобы ограничить­ся установлением такой совместимости, ответы собрания клони­лись дальше, к отрицанию национального единства евреев. Тезис, что евреи признают французов братьями, поясняется в ответе де­путатов следующим образом: «В настоящее время евреи уже не об­разуют нации; так как им досталось преимущество — войти в со­став великой нации (французской), и они в этом видят свое поли­тическое искупление». Тут же отмечается отсутствие солидарности между евреями различных стран: французский еврей среди сво­их соплеменников в Англии чувствует себя чужим; французские ев­реи охотно сражаются против своих соплеменников, служащих в вой­сках враждебных Франции государств... Так была провозглашена формула национального самоотречения. Не все искренно присоеди­нились к этой формуле: многие не возражали только ввиду явной уг­розы, прозвучавшей в «приветственной» речи Моле от имени импе­ратора. Евреям грозили лишением гражданских прав в случае, если они не исполнят желания императора, «чтобы евреи были француза­ми», и испуганным депутатам пришлось подчиниться и заявить, что евреи суть французы, исповедующие иудейскую религию, и что даже из этой религии они готовы исключить все, что несогласно с требо­ваниями правительства.