Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Наиболее заметными фигурами среди депутатов были известные по своей прежней деятельности Авраам Фуртадо из Бордо, Берр-Исаак Берр из Нанси и страсбургский раввин Давид Зинцгейм. Фуртадо был представителем сефардов, которые во время революции так решительно отмежевались от ашкеназского большинства (§ 15). Старый вольтерианец и жирондист, больше француз в душе, чем еврей, Фуртадо не внушал доверия представителям немецких департаментов. Эльзасские депутаты иронически говорили, что Фуртадо знает Библию только из памфлета Вольтера. Тем не менее он был избран председателем собрания депутатов, так как обладал нужными для этой роли качествами: политическою опытностью и оратореким талантом. Виднейшим представителем ашкеназов был Исаак Берр, неутомимый ходатай по еврейским делам, последователь школы Мендельсона, стремившийся к примирению иудаизма с новым просвещением. Незадолго до открытия собрания нотаблей Берр обратился к еврейским капиталистам своего департамента с воззванием, в котором убеждал их идти навстречу намерениям правительства и приостановить на год взыскания по векселям с крестьян, а затем совершенно бросить позорную торговлю деньгами. В группе раввинов выделялся страсбургский ученый, знаток талмудической литературы, Давид Зинцгейм, пострадавший во время Конвента от рвения насадителей «культа Разума». Это был ортодоксальный раввин, считавший, однако, возможным смягчать свою религиозную строгость и делать уступки там, где того требовали политические обстоятельства. К этим лидерам собрания примыкал ряд лиц, выдававшихся своим образованием и общественными заслугами: первый еврейский адвокат в Европе Михаил Берр, упомянутый Исаак Родригес, итальянские раввины Сегре, Колонья (Cologna), Неппи. По свидетельству одного из участвовавших в собрании императорских комиссаров, состав собрания производил очень выгодное впечатление. «Мы находились, — пишет он, — среди людей, высоко стоявших над толпою, людей с развитым умом, которым не было чуждо общечеловеческое знание. Нельзя было не признавать существования еврейской нации, в которой до сих пор бросались в глаза только подонки и которая теперь в лице своих отборных представителей заговорила языком, достойным внимания».

Наполеон назначил трех секретарей Государственного совета комиссарами от правительства в собрании еврейских депутатов. То были вышеупомянутый Моле, Порталис-младший (сын министра исповеданий) и Пакье (Pasquier), оставивший мемуары о деятельности «еврейского парламента»[25]. Официальная задача комиссаров со­стояла в том, чтобы передать и разъяснить собранию вопросные пун­кты, редактированные самим императором, и получить на них отве­ты; неофициально же комиссары (по позднейшему признанию одно­го из них) должны были «сноситься с наиболее влиятельными члена­ми собрания и изыскивать способы, чтобы добиться желанной цели», т. е. путем закулисного давления направлять деятельность собрания в желательном императору смысле.

Когда депутаты съехались в Париж, был назначен день откры­тия собрания: в субботу, 29 июля (1806). Группу набожных депута­тов смущало предстоящее нарушение субботнего покоя, и в частном совещании было много споров о том, не ходатайствовать ли о пере­несении первого заседания на другой день; но голос религиозной совести был заглушен политическими соображениями: надо доказать правительству готовность евреев жертвовать своими законами ради исполнения приказов властей. Первая уступка была сделана: пер­вый экзамен послушания (может быть, умышленно подготовлен­ный правительством) выдержан. Торжественное открытие собра­ния состоялось в назначенную субботу в большом зале, перестро­енном из бывшей часовни при Городском доме (Hotel de Ville). Вступительную речь произнес главный комиссар Моле. В ней обычные вежливые фразы плохо прикрывали враждебность содержания. «При­званные со всех концов обширной империи, — говорил Моле, — вся­кий из вас не может не знать цели, ради которой его величество со­благоволил вас собрать. Вы знаете, что поведение многих последо­вателей вашей религии возбудило жалобы, дошедшие до подножия трона. Жалобы оказались основательными, и тем не менее импера­тор ограничился тем, что только приостановил рост болезни и пожелал выслушать от вас самих указания на способы ее излече­ния». Далее оратор выразил надежду, что милость императора будет оценена депутатами и что они будут работать вместе с правительством, а не против него. «Его величество хочет, чтобы вы были французами (Sa Majeste veut que vous soyes franais), и от вас за­висит принять это звание или лишиться его в случае, если окажетесь недостойными его. Вам сейчас прочтут обращенные к вам вопро­сы, и вы должны высказать по поводу каждого из них свою прав­ду».