Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Первая встреча Бонапарта с евреями произошла на древней ро­дине их, во время сказочного похода славолюбивого генерала в Си­рию и Египет. После взятия Газы и Яффы (февраль—март 1799 г.), стоявший у ворот Иерусалима Бонапарт обнародовал воззвание к азиатским и африканским евреям, в котором предлагал им оказы­вать помощь французскому войску, обещая восстановить древний Иерусалим. То был политический маневр, попытка приобрести в лице восточных евреев доброжелательных посредников при поко­рении палестинских городов. Евреи не откликнулись на зов Бона­парта и остались верными турецкому правительству. Слухи о же­стокостях французских войск побудили евреев Иерусалима при­нять горячее участие в приготовлениях к обороне города. Фанта­стический план покорения Азии не осуществился, и Бонапарт вер­нулся на Запад, чтобы приручить Францию ударом 18 Брюмера, а затем покорить Европу.

Мысль об устройстве евреев в современном государстве впер­вые привлекла внимание Бонапарта, как первого консула, когда заключение конкордата с Папою (1801) поставило на очередь воп­рос об организации религиозных культов во Франции. Желая ус­тановить и отношения еврейского культа к государству, первый консул поручил министру исповеданий Порталису составить док­лад по этому вопросу. Доклад был изготовлен и прочитан в заседании Законодательного корпуса (5 апр. 1802 г.), но в нем, вместо проекта устройства духовных дел еврейских граждан, оказались доводы относительно трудности проведения такого проекта. «За­ботясь об организации различных исповеданий, — писал Порталис, — правительство не упускало из виду и еврейскую религию: наравне с другими она должна пользоваться свободою, установ­ленною нашими законами. Но евреи представляют собою не столько исповедание, сколько народ (forment bien moins ипе religion qu’un peuple); они живут среди всех наций, не смешиваясь с ними. Пра­вительство обязано было принять во внимание вечность этого наро­да, который дошел до нашего времени сквозь перевороты и круше­ния веков, который в области своего культа и духовного устройства обладает одною из величайших привилегий, имея своим законодате­лем самого Бога». В этой тираде уже сказалась позднейшая двойствен­ность наполеоновского правительства в еврейском вопросе: с од­ной стороны — исторические комплименты стойкости еврейства, а с другой — опасение, что такая стойкая нация не сможет при­способиться к строю французской государственности, т. е. сохра­нит и впредь свою историческую стойкость. Вследствие таких опа­сений решение вопроса о внутренней организации еврейства было отложено.

Императору пришлось довершить то, что предпринял первый консул; на в основе этого нового дела лежало уже больше опасе­ний и подозрений, чем уважения к «вечности еврейского народа». Совершенно незнакомый с еврейскою жизнью, Наполеон соста­вил себе понятие о ней по мимолетным впечатлениям во время военных походов, по частным жалобам или официальным донесе­ниям. В походах он не замечал еврейских солдат среди пестрой, разноплеменной армии, нивелированной мундиром, тем более что эти солдаты часто скрывали свое происхождение под военными псевдонимами (§ 19); но зато ему бросались в глаза толпы еврейс­ких маркитантов, следовавших за армией и жадно искавших тор­говой добычи там, где вождь французов искал добычи военной. Возвращаясь после Аустерлицкого сражения через Страсбург (ян­варь 1806 г.), император выслушал здесь ряд жалоб на эльзасских евреев, которые своими кредитными операциями «закабалили все сельское население края». Христианские жители Страсбурга, из­давна охранявшие свою старую «привилегию» недопущения евре­ев, все еще не могли примириться с актом эмансипации 1791 года и с возникновением равноправной еврейской общины в стенах города, где раньше еврей не имел права переночевать. От Наполе­она страсбургские и прочие эльзасские юдофобы ждали того, чего они напрасно добивались в годы революции: недопущение факти­ческого равноправия евреев. Они не обманулись; император обе­щал рассмотреть жалобы и принять меры.