Десятилетие, протекшее от Директории до утверждения Наполеоновской империи, не ознаменовалось в жизни французских евреев крупными событиями, но оно подготовило события следующих лет. В этот промежуток созревают первые плоды эмансипации — и сладкие, и горькие. Социальный рост еврейского населения вызывает противодействие интересов, задетых этим ростом, и под солнцем свободы созревает плод, сосавший свои соки из почвы рабства.
Со времени революции еврейское население Франции заметно росло. Из соседней Германии усилилось переселение евреев в восточные департаменты Франции — Эльзас и Лотарингию; бесправные обитатели немецкого гетто находили здесь среду, родственную им по быту и языку (еврейско-немецкий диалект), и быстро акклиматизировались. Многие шли дальше, преимущественно в Париж, еврейское население которого за 15 лет утроилось (около 1806 г. там жило до 3000 душ). В прежде запретном для евреев Страсбурге образовалась значительная еврейская община. Завоевания французской революции и Наполеоновской империи (части Германии и Италии, Бельгия, Голландия, Швейцария) вызвали механическое увеличение еврейского населения, которое в первые годы империи (1804—1808) превышало 135 тысяч человек. Приблизительно половина этого числа приходилась на коренные департаменты Франции.
Вся эта эмансипированная масса стремилась развернуть свои силы, но условия того бурного времени не благоприятствовали нормальному росту освобожденного народа. На смену внутренним революционным кризисам пришли непрерывные внешние войны и связанные с ними экономические кризисы. Расцвел бонапартизм. Жажда свободы уступила место той жажде военной славы и владычества над Европою, которая дала такой пышный рост милитаризму Наполеона I. Евреям поневоле пришлось пойти по этому течению, унесшему гражданскую доблесть в солдатскую казарму и на поля кровавых битв. Они доставили немало материала для того пушечного мяса, в котором нуждалась «слава Франции». Усиленные рекрутские наборы (conscriptions) вырывали массу юношей из рядов еврейского населения. Евреи шли под знамена республики и империи, отбывая воинскую повинность лично или поставляя за себя наемников; немало было и волонтеров и профессионалов военной службы, дослужившихся до офицерских чинов. Положение еврея-солдата среди товарищей-христиан было нередко весьма тягостно: это побуждало многих евреев в войсках скрывать свое происхождение и избирать себе военный псевдоним (пот de guerre). По мере усиления рекрутских наборов «налог крови» становился все более непосильным, и увеличилось число уклонявшихся от воинской повинности. Префекты восточных департаментов доносили, что многие не являются на рекрутский призыв, что у евреев неправильно ведутся метрические книги и что иные родители записывают своих мальчиков под именами девочек для освобождения их от военной службы.
Хотя случаи неявки на службу и даже дезертирства все более учащались и среди христиан, тем не менее евреям такие случаи вменялись в особую вину: в этом видели недостаток гражданского чувства. Уклонение от участия в гекатомбах Наполеона, который за 15 лет призвал под знамена более трех миллионов человек, являлось для многих доказательством того, что евреи не заслужили равноправия. Трагизм истории был в том, что заря эмансипации взошла для французских евреев в кровавом тумане террора, в пороховом дыму сражений, что не было дано освобожденным постепенно приспособляться к новым условиям гражданской жизни.