В те осенние дни 1789 года, когда в парижском Национальном собрании шли дебаты о признании евреев «активными гражданами» на основании Декларации прав человека и гражданина, прусские чиновники в Берлине решали еврейский вопрос в своих канцеляриях на основании декларации бесправия — регламента Фридриха Великого от 1750 года. К этому времени созрели плоды трудов особой комиссии, учрежденной Фридрихом-Вильгельмом II для смягчения некоторых жестокостей прежних регламентов (выше, § 2). Собравшиеся в Берлине уполномоченные, или «генеральные депутаты», еврейских общин, во главе которых стоял Давид Фридлендер, ожидали многого от работы этой комиссии. В своей представленной правительству обширной «промемории» они трогательно изобразили унизительное положение «покровительствуемых» и «терпимых» евреев, бедствия масс, ограниченных в элементарном праве передвижения и в выборе профессии, горе еврейских общин, на которые закон налагает солидарную ответственность за правонарушения отдельных их членов; они молили о приобщении евреев к прусскому гражданству, о допущении их детей в общие школы и даже на военную службу. После двухлетних размышлений, правительство дало ответ на эти просьбы в проекте «реформ», выработанном комиссией и сильно урезанном в Генерал-директориуме, министерстве внутренних дел. Проект оставлял в силе «основные законы» прежнего регламента с его делением евреев на покровительствуемых и терпимых, но давал следующие ничтожные облегчения: право торговли расширяется только для богатых людей, обладающих состоянием в 15 000 талеров в больших городах, в 5000 в средних и в 1500 талеров в малых, но и они не имеют права открывать торговое дело в местности, где уже есть достаточно христианских купцов в данной отрасли; заниматься ремеслами можно только с согласия христианских цехов, но за исключением важнейших ремесел: столярного, портняжного и сапожного; земледелие допускается только на необработанных землях, принадлежащих христианам; сохраняется круговая порука общин за уплату податей, большая часть которых остается в силе. С другой стороны, новый проект требовал, чтобы евреи употребляли в публичной жизни только немецкий язык и брали немецких учителей для своих детей; тогда еврейская молодежь удостоится со временем великой чести быть допущенною на военную службу. Такие реформированные евреи могут, во избежание неприятностей в обществе, именоваться не «Juden», а «мозаистами» или «деистами», о чем хлопотали некоторые просвещенные евреи. Представляя этот проект королю, Генерал-директориум прибавил: «Впрочем, весьма вероятно, что в третьем поколении, лет через 60—70, евреи утратят отделяющие их от христиан религиозные особенности, за исключением немногих, совершенно безвредных или безразличных для государства, — тогда можно будет отменить и те ограничения, которые в настоящее время еще необходимы».
В конце 1789 года это канцелярское изделие было передано еврейским «генерал-депутатам» для обсуждения вопроса, могут ли они от имени своих общин дать формальное заявление о готовности принять новые льготы, которым должны соответствовать известные обязанности. Проект, суливший евреям блага в третьем поколении и сохранявший позорное бесправие в настоящем, глубоко разочаровал депутатов. 28 февраля 1790 года Давид Фридлендер и другие депутаты подали Генерал-директориуму письменное заявление, что они не уполномочены своими общинами принять новые обязательства при сохранении прежних ограничений. Они просят о полной отмене исключительных законов по части жительства и промыслов, соглашаясь на строжайшие репрессии против нечестной торговли и ростовщичества. Заявление уполномоченных кончается следующим торжественным обращением к правительству, принадлежащим перу Фридлендера: «Пора снять с нас оковы, долго нас давящие. Правительство должно стремиться ослабить, насколько возможно, гражданские различия, вызываемые различием религий. Это может осуществиться лишь тогда, когда мы будем поставлены в условия полного равенства с прочими под данными... когда в законах страны упоминание о еврее не будет сопровождаться выражением презрения к нему или недоверия к его нравственности, — словом, когда высокое правительство сочтет достойным себя не только открыть евреям источники пропитания, но и восстановить их гражданскую честь... Если же Провидению угодно будет обмануть нашу надежду, мы с сокрушенным сердцем должны выразить желание, ужасное желание, в котором, однако, сходятся все члены нашей колонии, а именно: чтобы его королевское величество соизволил оставить нас в прежнем положении, хотя мы видим, что наше бремя с каждым днем становится все более невыносимым, что мы все глубже погружаемся в бездну горя и будем только тяжелым бременем для государства».