В миниатюре картина эфемерной эмансипации повторилась и в Швейцарии, но с яркою местной окраской. Две сотни еврейских семейств, ютившихся в двух «городах убежища» Эндингене и Ленгнау, в графстве Баден (кантон Ааргау), возобновили в 1792 г. договор с правительством, дававший им право жить и скудно кормиться в этом районе, под условием не размножаться (выше, § 9). Выход за черту и приезд евреев из других стран допускались временно, на самых тяжелых условиях: проезжим купцам приходилось уплачивать скотскую пошлину, Leibzoll, и другие специальные поборы. Первая брешь в этой «китайской стене» была пробита орудием французского происхождения. Французское правительство времен Директории потребовало от швейцарского Союзного совета, чтобы он освободил от специальных податей всех французских евреев, приезжавших по торговым делам в Швейцарию, и швейцарское правительство вынуждено было исполнить требование (1797), дав таким образом иностранцам преимущество перед туземцами. Через год Франция утвердила свой протекторат в Швейцарии и разрушила ее средневековый, хотя и республиканский, государственный строй.
В 1798 г. на развалинах старой швейцарской конфедерации образовалась «единая и нераздельная» Гельветская республик а, с Директорией во главе и двумя законодательными палатами.
Тотчас после переворота туземные евреи обратились к законодательным палатам с петицией об уравнении их в праве свободного передвижения и в платеже податей с привилегированными французскими евреями. Правительство (Директория) поддержало это ходатайство. После горячих дебатов (31 мая и 1 июня 1798 г.) обе палаты приняли предложение Директории и постановили: «На будущие времена отменяются во всех областях Гельвеции все специально налагаемые на евреев личные налоги и подати, оскорбляющие человеческое достоинство». Так совершилось податное уравнение евреев; очередь была за полным гражданским равноправием.
Вопрос о равноправии всплыл в парламенте в связи с вопросом о гражданской присяге на верность новой конституции. Допущение евреев к такой присяге означало признание их гражданами, а юдофобская партия не могла с этим примириться. Продолжительные прения в обеих палатах и в специальной комиссии (август 1798 г.) выяснили коренное разногласие по вопросу об эмансипации между консерваторами и либералами. Цюрихский депутат Эшер и лозаннский Секретан требовали равноправия для евреев, родившихся в Швейцарии и удовлетворяющих всем условиям гражданской правоспособности. Их противники ссылались на обычные доводы: евреи не могут давать по чистой совести гражданскую присягу, так как они члены особой нации и мечтают о мессии, который восстановит их собственное царство. Был предложен компромисс: допускать к гражданской присяге только евреев, которые представят от местных общин свидетельство о своем хорошем поведении и обяжутся строго подчиняться гельветской конституции, отрекаясь от национальной обособленности. Но и это предложение было отвергнуто. Палаты приняли решение отложить принесение присяги евреями до более подробного обсуждения вопроса в комиссии.
В феврале 1799 г. комиссия представила палатам собранный ею материал, в котором находились отзывы раввинов Франции и Германии и ответы швейцарских евреев на обращенную к ним анкету. Ответы гласили, что иудейская религия обязывает своих последователей подчиняться исключительно законам тех стран, в которых они живут, и не внушает им никакого сепаратизма. В четырех заседаниях нижней палаты, заседавшей тогда в Люцерне (6, 12—13 февраля и 6 марта), происходили бурные прения по поводу доклада комиссии. Вождь эмансипаторов Секретан говорил, что не следует считаться с предубеждением темных слоев народа против евреев: «Мы здесь представляем просвещение и разум, а не предрассудки народа». Противник эмансипации, Эльмлигер, нарисовал в своей речи мрачную картину будущности Швейцарии после предоставления евреям равноправия; он считал бы наилучшим решением вопроса собрать всех евреев и отправить их к генералу Бонапарту, чтобы он их поселил в Иерусалиме (то было время сирийско-египетского похода Бонапарта и его воззвания к палестинским евреям). После продолжительных дебатов палата незначительным большинством отвергла предложение о равноправии.