Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1

Это была гордая, красивая демонстрация. Представители угне­тенных отвергли подачку угнетателей. Глубокий трагизм этого от­каза не тронул, однако, сердец под мундирами прусских чиновни­ков. При рассмотрении ответа еврейских депутатов, член «комиссии реформ» сказал: «Это только остроумная софистика в оправе краси­вой, привлекательной декламации» ... Декламацией казались прусской бюрократии и стоны бесправных, и слова, обличавшие в них чувство достоинства. Спокойно похоронили чиновники «проект реформ», и два года еврейский вопрос не поднимался.

Старый порядок остался во всем своем безобразии. Еще в 1790 г. король подписал приказ о нормировке еврейского населения в од­ном из главных городов, Бреславле. До тех пор еврейские жители Бреславля делились на разряды по следующей степени «терпимости» к ним: общепривилегированные, привилегированные, чернимые, «фиксантристы» (от слова fix-entree — приезжие, платящие фиксиро­ванную подать за въезд), Schutzgenossen или живущие на правах слу­жащих у привилегированных, приказчики, прислуга и иногородние. К ужасу прусского правительства, «с некоторого времени (говорит­ся в королевском приказе) туда под разными предлогами проникло большое число евреев, которые во вред христианским купцам зани­маются различными, им не дозволенными промыслами». Ввиду это­го король устанавливает точную норму еврейского населения в Бреславле, а именно не больше 160 семейств. Главы этих семейств, рас­пределенные по названным разрядам, признаются законно про­живающими Schutzjuden; но и вошедшие в норму счастливцы под­вергаются ограничениям в деле размножения. В каждой семье имеет право жениться только один сын, который унаследует ее семейный нумер; другой же сын может жениться лишь при двух условиях: если он переселится из Бреславля в другое место или если его невеста имеет вакантный нумер из числа 160. Далее идет ряд тончайших правил, регулирующих изменения семейного состава в пределах роковой нормы, временное допущение сверхсметных евреев, спе­циальные подати, круг деятельности общинных старшин, подчи­ненных особому полицейскому комиссару, и т. п. Этот королевский декрет считался в то время еще «мягким», поскольку он уст­ранял некоторые жестокости старого регламента Фридриха II. И король счел себя вправе, во вступлении к декрету, упомянуть о сво­ем попечении о благе подданных, к коим принадлежат и испове­дующие иудейскую религию». Он, впрочем, тут же оговаривается: «Хотя мы желаем уравнять вполне эту нацию с другими гражда­нами государства и допустить ее к участию во всех гражданских правах, однако для осуществления этого нашего намерения встречаются еще препятствия, коренящиеся частью в ее религиозных обычаях, частью во всем ее строе (Verfassung), и делающие невоз­можным полное проведение (равноправия), по крайней мере для настоящего момента».

Таким образом, ад еврейской жизни в Пруссии был вымощен добрыми намерениями короля, от чего, конечно, легче жить не ста­ло. Но все же Фридрих-Вильгельм II был лучше своих министров.

Генерал-директориум с радостью похоронил в канцелярском архиве даже мизерный план реформы, от которого евреи отказались, но ко­роль через два года вспомнил о нем. Тут, вероятно, повлияло про­возглашение эмансипации евреев во Франции, последовавшее после долгих колебаний в сентябре 1791 года. Через четыре месяца после этого акта (янв. 1792 г.), король приказал директориуму возобновить работы по еврейскому вопросу. Снова был составлен план реформы с жалкими льготами, снова еврейские депутаты заявили, что он их не удовлетворяет, и тем не менее он проходил через разные министер­ства и только ждал королевской подписи. Но тут началась война с революционной Францией, армия которой вторглась в рейнские об­ласти, и Генерал-директориум предложил королю отложить «рефор­му», так как при неприязни населения к евреям льготный для после­дних закон может вызвать недовольство, опасное в момент военной мобилизации. Король согласился на отсрочку, но предписал мини­стерству продолжать разработку законопроекта и «наконец осуще­ствить дело, которое уже давно осуществлено в других странах» (21 мая 1792 г.). Этой отсрочке суждено было, однако, длиться двад­цать лет, почти до конца Наполеоновских войн.