Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Воскрешенная двойственным союзом христианско-мусульман­ского фанатизма, кровавая легенда туманила головы. Весною того же года кровавый призрак пронесся над островом Родосом, где ев­рейская колония жила среди враждебного греческого населения. Найденный труп повесившегося греческого мальчика был признан жертвой ритуального убийства. Уже арестован был подозреваемый в убийстве еврей, которого пыткою принудили назвать мнимых со­участников. Ненависть к евреям разжигалась повсюду чудовищны­ми слухами. В Смирне, Бейруте и окрестностях Дамаска чернь гро­мила еврейские дома... Но пламя на Родосе скоро было потушено.

По ходатайству константинопольского хахам-баши (главного рав­вина) Моисея Фреско, поддержанного лондонским банкирским до­мом Ротшильда, султан приказал перенести процесс в столицу, и там государственный совет Турции (Диван) выяснил невиновность евре­ев (июль 1840).

Между тем кошмарное Дамасское дело сделалось предметом обсуждения во всей европейской прессе, в связи с волновавшим ее тогда восточным вопросом. Ратти-Ментон своими сообщениями в газетах настраивал французское общественное мнение против евре­ев. Клерикалы всех стран радостно предвкушали возвращение сред­невековья. В Риме был поставлен в капуцинской церкви камень, ко­торый должен был увековечить мученичество «еврейской жертвы», патера Томаса. Ужас и негодование охватили передовое еврейское общество Запада при вести о рецидиве средневекового навета. Ев­рейские политики в европейских столицах имели самые точные све­дения о положении дел в Дамаске. Адольф Кремье, Моисей Монте­фиоре, Ротшильды и другие влиятельные люди получали с Востока письма с мольбою о заступничестве. Первым взялся за дело Кремье, состоявший тогда вице-президентом парижской центральной консистории. Он доложил министру-президенту Тьеру о действиях консу­ла Ратти-Ментона, но получил ответ, что правительство еще ничего не знает о Дамасском деле. Кремье представился тогда королю Луи-Филиппу, но опять услышал дипломатический ответ, что король го­тов заступиться за невинных, если такие окажутся. В действительно­сти французское правительство не хотело заступиться за дамасских евреев, чтобы не дезавуировать своего агента Ментона и не причи­нить неприятностей своему союзнику Мехмеду-Али, именем которо­го действовал дамасский губернатор. Иначе отнеслось к делу анг­лийское правительство. Вследствие представления еврейской депу­тации, министр иностранных дел Пальмерстон поручил английско­му послу в Константинополе и консулу в Александрии, чтобы они приняли меры для защиты евреев. Такое же предписание дал своим агентам австрийский канцлер Меттерних. По совету австрийского консула еврейская община Александрии подала Мехмеду-Али горя­чо написанную петицию, которая заканчивалась словами: «Мы не просим сострадания к нашим единоверцам, мы взываем к спра­ведливости!» Мехмед-Али обещал назначить особый суд из кон­сулов Англии, Австрии, России и Пруссии для разбора дела, и в то же время предписал дамасскому губернатору Шерифу-паше приостановить аресты и пытки. Французские дипломатические агенты всячески тормозили новое расследование, которое могло раскрыть тайны дамасской католической инквизиции, и заигрывавший тогда с клерикалами Тьер поддерживал эту тактику. Еврейский член палаты депутатов Фульд сделал Тьеру запрос: как мог консул Франции, страны равенства и свободы, допустить в Дамасском деле применение пытки и «поддержать палачей паши»; но Тьер взял подлого Ментона под свою защиту и не допустил до голосования резолюции по запросу Фульда (2 июня 1840). Реакционная пресса поддерживала правительство. «Франция против нас!» — воскликнул в отчаянии Кремье. Пришлось переместить центр борьбы в Англию.