Отдел второй. Эпоха второй эмансипации (1848—1880)
ГЛАВА I. ЭМАНСИПАЦИЯ И ЕЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ В ГЕРМАНИИ
§ 34. Мартовская революция и провозглашение равноправия
Мартовские дни 1848 года принесли народам Западной Европы политическую весну, «весну народов», после тридцатилетней зимы реакции. Как только политическое солнце показалось с обычной стороны, со стороны потрясенного февральской революцией Парижа, бурные вешние воды побежали по Германии, Австрии, Италии, смывая на своем пути все плотины меттерниховской реакции, расшатывая троны правителей. Старый «Священный Союз» государей не устоял против священного союза народов, одновременно устремившихся против тираний. Среди шумных революционных процессий или с высот баррикад диктовалась воля народа, и трепещущие правители Германии подчинялись ей, издавая манифесты о введении либеральных конституций. Солнце «мартовских дней» согрело своими лучами и евреев. Загнанные раньше в задние ряды гражданского общества, они теперь появились в передних рядах борцов за свободу и равенство. Пассивные жертвы реакции заняли видное место среди активных жертв революции. В дни 18 и 19 марта, когда на улицах Берлина шел бой между революционерами и королевскими войсками, среди павших граждан оказалось пять убитых и много раненых евреев. Погибших всех исповеданий хоронили в один день (22 марта); во главе похоронной процессии шли протестантский и католический священники и еврейский проповедник Михаил Закс, который прочел особую заупокойную молитву. Но не напрасно пали жертвы. Прусский король Фридрих-Вильгельм IV отступил перед кровью борцов за свободу и подчинился требованиям восставшего народа: он велел удалить войска из Берлина, назначил либеральное министерство и созвал народных представителей для составления конституции.
Перевороту в Пруссии предшествовал ряд переворотов в других государствах Германии. В конце февраля и первой половине марта перед напором освободительного движения отступили, большею частью без боя, правители Бадена, Вюртемберга, Баварии, Саксонии, Ганновера, Гессена. Здесь не было еврейских жертв восстания, которое редко доходило до кровопролития, но были жертвы иного рода. Та разнузданность страстей в политически незрелых массах, которая часто, как черная тень, сопровождает революцию, местами проявлялась в нападениях на евреев. В Бадене, где революция сопровождалась аграрными беспорядками, евреев преследовали как класс привилегированных. В деревнях крестьяне одновременно разрушали дома помещиков и евреев. В Мангейме, Гейдельберге и других городах мещанство демонстрировало против дворян, чиновников и евреев, выбивало окна в их домах, а местами грабило имущество. Цеховые портные грабили еврейские магазины готового платья, конкурировавшие с их мастерскими. В Баварии, где еврейские общины выступали с требованиями равноправия, враждебная толпа христиан нападала на евреев с криками: «Вам хочется получить государственные должности! Убить вас надо — вот что!» В Гамбурге, где жил боец эмансипации Риссер, юдофобы тоже натравливали толпу на евреев, и местами были столкновения. Но вести об успехах революции в Берлине и Вене и начавшиеся выборы в Национальное Собрание положили конец погромам. Как только революция вошла в фазис созидательной работы, эксцессы прекратились.
Во Франкфурте-на-Майне, резиденции бывшего бундестага, парламента правителей Германии, открылись 18 мая 1848 года заседания общегерманского народного парламента — Национального Собрания. Туда вошли, вместе с лучшими людьми Германии, четыре еврейских депутата: Габриель Риссер из Гамбурга, книгоиздатель Фейт из Берлина, Куранда и Гартман из Австрии. Риссер был одним из вождей франкфуртского собрания, в подготовлении которого участвовал как член заседавшего там раньше «форпарламента»; впоследствии он был избран вице-президентом Национального Собрания. Здесь талантливый еврейский публицист превратился в германского политика, творца нового конституционного строя. Поглощенный строительством новой Германии, Риссер, однако, не забывал о своих братьях по национальности, которых он, разделяя заблуждение своего поколения, считал только братьями по религии. Сначала Риссеру казалось, что нет надобности выделить вопрос о еврейской эмансипации из общего конституционного вопроса о равенстве граждан. Но попытка выделения сделана была с другой стороны, со стороны противников эмансипации, и Риссеру пришлось взяться за старое оружие в новой обстановке.