В Пруссии скоро расправились с либеральной конституцией. Прежде всего изменили избирательный закон: ввели ту трехклассную цензовую избирательную систему (1849), которая надолго обеспечивала в ландтаге перевес консервативным или «умеренным» элементам и ограничила доступ туда еврейским депутатам. В обеих палатах ландтага послышался давно заглохший лозунг «христианского государства». В палате господ поднят был вопрос о необходимости оговорить в конституции, что христианская религия должна первенствовать во всех государственных учреждениях; это предложение защищал известный идеолог консерватизма, бывший еврей, профессор Шталь (выше, § 15). В палате депутатов правые, в союзе с министерством Мантейфеля, горячо поддержали это предложение. Результатом этих усилий было то, что в «исправленную» конституцию 31 января 1850 г. была включена статья 14-я, гласившая: «Христианская религия должна лежать в основе тех государственных учреждений, которые связаны с религиозным культом, без ущерба, однако, для религиозной свободы, предоставленной статьею 12-ю». На деле оказалось, что творцы этой вставки имели в виду именно ослабить действие либеральной 12-й статьи конституции, где говорилось, что пользование гражданскими и политическими правами не зависит от вероисповедания. Министр юстиции объявил, что еврей не может быть членом суда, так как он по совести не может приводить тяжущихся к христианской присяге; кроме того, ведомство юстиции не допускало евреев с юридическим образованием к государственным экзаменам, дающим право на вступление в сословие адвокатов. Министерство просвещения не принимало евреев на учительские должности в гимназиях и народных училищах, так как это противоречит христианско-конфессиональному характеру государственной школы. Исключения допускались только в отдельных, очень редких случаях.
В 1851 т. правительство сделало следующее общее разъяснение: «Хотя (по смыслу конституции) исповедующие иудейскую религию не могут быть ограничены в приобретении знаний, дающих возможность занимать всякого рода государственные должности, тем не менее это еще не дает им права на получение определенной государственной должности, ибо начальнику данного департамента в каждом случае предоставлено судить, насколько кандидат, независимо от его вероисповедания, подходит для данной должности по своей личности и способностям». Практика показала, что уже одна «личность» еврея, вопреки его способностям, была совершенно неприемлема для тех, от кого зависело допущение на государственную службу. Даже в областные земские собрания не допускались евреи по выбору муниципалитетов или землевладельцев, причем правительство ссылалось на то, что данное конституцией евреям избирательное право распространяется только на новое народное представительство, а не на старые сословные учреждения. Так недобросовестно толковались основные законы, с злобной тенденцией — выжить еврея. Когда в 1852 г. в реакционную палату господ было внесено предложение, чтобы 12-я статья конституции (о равенстве) была исправлена оговоркою, обусловливающею доступ в парламент и на государственные должности принадлежностью к христианской церкви, правительство ответило, что это преждевременно, но что «в порядке управления» евреи все равно не допускаются на государственные должности. Черное министерство Мантейфеля могло искренно дать такой ответ: зачем скандалить себя изменением конституции, когда ее можно превратить в мертвую букву путем толкования в «порядке управления»?