Теперь стал на очередь основной вопрос: о расширении черты оседлости. Полулиберальный сановник граф Киселев, бывший председателем «Еврейского комитета» при Николае I, представил Александру II доклад, в котором говорилось, что «достижению цели слияния евреев с общим населением препятствуют разные временно постановленные ограничения». Вследствие этого царь приказал (31 марта 1856): «Пересмотреть все существующие о евреях постановления для соглашения их с общими видами слияния сего народа с коренными жителями, поскольку нравственное состояние евреев сие дозволяет». Таким образом, в самом начале нового царствования был установлен характерный для него лозунг: слияние евреев с русским народом, поощряемое облегчениями в их правовом положении. В петербургских бюрократических кругах с этого момента укоренилась идея выделения из еврейской массы отдельных групп, обладающих имущественным или образовательным цензом и способных ассимилироваться, для награждения их некоторыми правами и привилегиями. То была старая монета — николаевская идея «разбора евреев», перечеканенная по новому фасону: прежде хотели карать «бесполезных», «неоседлых мещан» и людей без определенных занятий путем усиления их бесправия; теперь намеревались награждать «полезных» путем расширения их прав или сокращения бесправия. Система деления народа на разряды покровительствуемых и отверженных сохранилась; изменилась лишь тактика: угроза репрессиями для упорных сменилась посулами льгот для послушных.
Близкая к высшим бюрократическим кругам, группа «почетных еврейских купцов» в Петербурге (откупщик-банкир Иозель Гинцбург и др.) ухватилась за эту идею, сулившую привилегии зажиточным классам. В июне 1856 г. эта группа обратилась к Александру II с прошением, в котором, жалуясь на бесправие, гнетущее всех евреев, «от ремесленника до первостатейного купца, от рядового до магистра наук», заявляет о необходимости различения в этой массе: «Если молодое поколение, воспитанное в духе и под надзором правительства; если высшее купечество, много лет развивавшее жизнь, деятельность и богатство в крае; если добросовестные ремесленники, добывающие хлеб в поте лица, будут отличены правительством большими правами, — тогда весь народ с радостью устремится к достижению указанной правительством цели. Ходатайство наше состоит ныне в том, чтобы милосердый монарх пожаловал нас и, отличая пшеницу от плевел, благоволил предоставить некоторые умеренные льготы достойнейшим, образованнейшим из нас», а именно: 1) «одинаковые права с другими подданными или с евреями-караимами» — образованным евреям, купцам первых гильдий и солдатам, беспорочно прослужившим в войсках; 2) право жительства вне черты оседлости «лучшим из ремесленников», имеющим похвальные аттестаты от цехов. Эти привилегии «лучшим из нас» приведут к осуществлению воли правительства, «чтобы резкие черты, отличающие евреев от коренных русских, сгладились, и чтобы евреи сроднились во всем с образом мыслей и действий сих последних» ... То был смиренный язык людей, стоявших на границе рабства и свободы. Указывая на пример Запада, где равноправие содействовало успеху ассимиляции евреев, петербургские ходатаи не осмеливались даже предлагать ассимиляцию в виде платы за полноправие, а предлагали ее за дешевую цену «умеренных льгот», не замечая всей унизительности проекта, делящего народ на лучших и худших, достойных и недостойных человеческого существования...