Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Это было уже в царствование Александра II, накануне либераль­ного режима. Когда «Саратовское дело» после ряда инстанций пере­шло в Государственный Совет, здесь возобладало мнение, высказан­ное раньше Николаем I в резолюции по Велижскому процессу: не весь еврейский народ, а тайная изуверская секта в нем может быть подозреваема в ритуальных убийствах. На этом основании Государ­ственный Совет признал главных подсудимых, Шлифермана и ста­рика Юшкевичера с сыном, виновными и приговорил их к каторж­ным работам; Александр II утвердил этот приговор (май 1860). Сла­босильный Юшкевичер был оставлен в тюрьме, пока не был осво­божден по повелению Александра II, к которому во время его приез­да в Париж обратился председатель еврейского «Альянса» Кремье с просьбою о помиловании несчастного (1867 г.). Так ворвалось на­следие темного прошлого в прояснившуюся жизнь новой России, которая переживала «эпоху великих реформ».

§ 45. Десятилетие реформ (1856—1865)

Когда после смерти Николая I и несчастного для России конца Крымской войны были возвещены освобождение крестьян и другие реформы Александра II, на очереди должно было стать и разреше­ние еврейского вопроса. Государство, освободившее своих сельских рабов, должно было освободить и городских илотов, два с половиною миллиона евреев, над которыми жестоко издевался старый режим[49]. На деле, однако, еврейский вопрос во всем его объеме, как часть проблемы гражданского равноправия, не был поставлен в ряду великих реформ; его отодвинули на второй план и разрешали частично, малыми дозами и в довольно тесных границах. Самодержавный режим эпохи Александра II, все еще отрицавший и политическую свободу, и гражданское равенство, мог идти только путем полуреформ. И тем не менее самое вступление на новый путь вызвало резкий перелом как в общерусской, так и в еврейской жизни. Духовный кризис был гораздо сильнее политического. Порывы молодой России далеко опередили медлительный ход реформ сверху, устремляясь по пройденному Западом политическому пути, но более трудному, тернистому пути.

Первое, что бросалось в глаза в положении евреев, была чудовищная рекрутчина. Комитет по еврейским делам обратил внимание Александра II на необходимость отмены законов о малолетних кантонистах, «пойманниках» и «штрафных». Устранение этих жестокостей было возвещено, как особая милость, в коронационном манифесте 1856 года. «Желая облегчить для евреев исполнение рекрутской повинности, — говорилось в манифесте, — повелеваем: 1) рекрут с евреев взимать наравне с другими состояниями, преимущественно из неоседлых и неимеющих производительного труда; 2) рекрут из евреев принимать тех же лет и качеств, кои определены для других состояний, и затем прием малолетних отменить; 3) во взыскании недоимочных рекрут поступать по общим законам, и требование с еврейских обществ рекрут в виде штрафа за недоимку отменить; 4) временные правила, о предоставлении обществам и евреям в частности представлять за себя в рекруты пойманных беспаспортных единоверцев своих, отменить». Таким образом был положен конец рекрутской инквизиции, длившейся почти 30 лет.

Евреям дано было рекрутское равноправие, хотя и с некоторыми изъятиями, наследием прошлого. Отголоском старого плана «разбора евреев» было в манифесте установление усиленного набора из разряда «неоседлых и неимеющих производительного труда», т. е. беднейшего класса населения. Не было также заглажено историческое преступление: в одновременно изданном манифесте об увольнении русских кантонистов из солдатских детей было оговорено, чтобы обращенные в православие еврейские кантонисты не были возвращены в родные семьи, но отдавались на попечение христианам. Вырванные из рядов еврейства жертвы рекрутской инквизиции не подлежали выдаче родным и близким.