На все эти резолюции ландтагов правительство отвечало, что все еще разрабатывается особый «закон о евреях», но при этом давало понять, что король не склонен к уравнению евреев в политических правах. Наконец долгожданный законопроект правительства предстал пред судом общества в необычайной для Пруссии обстановке. Весною 1847 года был созван в Берлине Соединенный ландтаг (Vereinigter Landtag), состоявший из представителей всех провинциальных ландтагов, — суррогат парламента с одними только совещательными функциями. В числе других правительственных проектов Соединенному ландтагу был представлен проект нового основного закона о евреях. Проект был составлен в духе тогдашних официальных воззрений: с одной стороны, предлагалось осуществить эмансипационный акт 1812 года без всяких ограничений в области лично-правовых отношений, а с другой — последовательно проводился принцип «христианского государства» в области публично-правовой. Страстные прения при обсуждении проекта в обеих куриях ландтага, дворянской и трехсословной (14—18 июня), показали, что между реакционным правительством и обществом уже нет былого единодушия. Правительство нашло поддержку только в «господской» курии; в общей же натолкнулось на сильную оппозицию. Министр Тиле доказывал, что евреи не могут быть допущены к участию в законодательстве и управлении, которые в христианском государстве должны быть «пропитаны духом христианства». При этом Тиле выразился, что «еврей по существу не может иметь другого отечества, кроме того, которое указывается его религией: Сион есть отечество евреев». Депутат Бисмарк-Шенгаузен, будущий рейхсканцлер, выступил с речью в откровенно консервативном духе: «Я не враг евреев и даже в известных случаях люблю их. Я предоставил бы им все права, но не право занимать административную должность в христианском государстве. Признаюсь, что я полон предубеждений против них, которые я всосал с молоком матери, я чувствовал бы себя униженным при мысли, что народным представителем является еврей». Бисмарку возражала либеральная оппозиция, доказывая, что средневековые предрассудки неуместны в современном государстве. После долгих прений и неизбежных компромиссов был наконец принят ландтагом и утвержден королем «закон об устройстве евреев» (23 июля 1847).
Эта хартия, призванная «усовершенствовать» эдикт 1812 года, полна оговорок, которые еще больше портят его. Первая статья ее гласит: «Нашим еврейским поданным предоставляются на всем пространстве нашей монархии, при равных обязанностях, равные гражданские права с нашими христианскими подданными, поскольку настоящий закон не устанавливает других норм». Затем идут изъятия из равноправия. К государственной службе и коммунальным должностям еврей может быть допущен лишь при условии, если с такой службою не связано исполнение судейских, полицейских и административных функций. В университетах, поскольку это не противоречит их статутам, евреи могут быть допущены к преподаванию только по медицине, филологии, математике и естественным наукам, в качестве приват-доцентов и профессоров, но не избираются в академический сенат и на должности ректоров или деканов. В Познанской области оставлено в силе деление евреев на разряды привилегированных и простых, согласно уставу 1833 года. За все эти ограничения в гражданских правах евреям дана была особая общинная конституция.
Закон 1847 года признал еврейские общины «корпорациями» и юридическими лицами, но ограничил их автономию сферою духовных дел. «Синагогальные общины» (Synagogengemeinden) — таков был новый титул этих единиц самоуправления, вполне отвечавший желаниям ассимилированных евреев, боявшихся всякой тени национально-общинной автономии. Каждая община избирает свое собрание представителей (Repräsentanten-Versammlung), которое выделяет из себя правление (Vorstand). Правительство не вмешивается в дела еврейского культа и предоставляет самим общинам улаживать свои внутренние религиозные споры. Общины могут учреждать особые школы лишь для религиозного обучения детей, ибо общее образование дается еврейским детям в христианских учебных заведениях; только в исключительных случаях может быть разрешено учреждение особой элементарной школы для еврейских детей с общеобразовательной программой. Все расходы по самоуправлению общины покрываются из собственных средств, без всякого пособия со стороны правительства, которое принимает участие только в финансовом контроле. Вообще, прусские законодатели, легализуя «синагогальные общины», имели в виду только «поддержание порядка» в них, но отнюдь не упрочение автономии, о которой, впрочем, не заботились и онемеченные деятели еврейства. Отсюда та децентрализация общинного самоуправления, которая составляет характерную черту устава 1847 года. Новый закон раздробил еврейскую массу на множество отдельных ячеек без объединяющего центра, хотя бы по образцу французских центральных консисторий. Впрочем, при тогдашнем расколе между реформистами и ортодоксами централизация была бы невозможна.