Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2

Широкое поле для своих упражнений австрийский государственный деспотизм имел среди густых еврейских масс Богемии, Моравии и особенно Галиции. В первых двух провинциях, где еще действовала старая нормировка еврейского населения, заботы правительства были направлены к тому, чтобы не росло сверх нормы число еврейских семейств и чтобы прогрессивно росли доходы казны с них. С целью препятствовать расселению евреев, закон создавал для них «черту в черте». В чешской Праге и во многих других городах еще оставались замкнутыми еврейские кварталы, откуда лишь единичные избранники могли переселяться на «христианские улицы». Ряд городов был совсем закрыт для евреев; в крупные торговые центры Моравии — Брюнн, Ольмюц и Цнаим — евреи допускались только на временное жительство. Для поселения новой еврейской семьи в Богемии и Моравии в пределах «нормы» требовалась особая концес­сия, стоившая очень дорого. Но и эмиграция из страны обходилась чрезвычайно дорого: каждый эмигрант получал паспорт на выезд не иначе, как по уплате в казну 15—20 процентов своего состояния, для возмещения потери казны от убыли одной податной семьи; часто довольствовались гарантией, что за выбывающую семью община будет вносить налоги и впредь. В Моравии существовал налог даже на временную отлучку (Entfernungssteuer). Главные виды «еврейской подати» (Judensteuer) в обеих провинциях были: имущественный, семейный и потребительный налоги (с кошерного мяса). Кроме них, существовали еще особые обременительные «таксы»: брачная, поселенческая, выселенческая. Казенные подати взимались под круговой порукой общин, которым в случае неаккуратности полиция грозила закрытием синагог и даже военной экзекуцией. Когда в 1840 г. общины жаловались на непосильное бремя податей, от которого многие плательщики спасаются бегством в другие края, император ответил, что если хоть один еврей останется в стране, он обязан уплатить всю сумму податей. Только в 1846 г., в смутном предчувствии политического переворота, император издал декрет, чтобы специальные еврейские подати в Богемии были отменены постепенно, в течение семи лет.

Против естественного размножения евреев в Богемии и Моравии продолжал действовать старый аппарат «брачного права»; но хитрому инстинкту размножения рода нередко удавалось обходить эту преграду. Так как в законный брак с благословения начальства могли вступать только немногие счастливцы, имевшие «фамильный нумер» в пределах нормы и свидетельство об окончании нормальной школы, то участились случаи «тайных» или «диких браков», совершавшихся раввином «по закону Моисея и Израиля», но без казенного благословения. Правительство свирепо боролось с этим «злоупотреблением»; обнаруживая такой «незаконный» брак, власти его немедленно расторгали, приказывая раввину развести мужа с женою, разлучить детей с родителями. Совершавшие обряд бракосочетания раввины и новобрачные жили под страхом кар за совершенное «преступление».

В наиболее населенной части австрийского Египта, в Галиции, правительственный деспотизм беспрепятственно производил свои опыты над политически неразвитыми, культурно отсталыми маесами польских евреев. Прежде всего эти массы подвергались бес­совестному грабежу со стороны казны, взимавшей два главных налога: мясной и свечной. Сбор с кошерного мяса так увеличивал его цену, что бедные семейства вынуждены были обходиться без этого важнейшего продукта питания (в 1846 г. этот налог дал казне около 700 000 гульденов). Свечной сбор, изобретенный союзом корысти и предательства (том I, § 37), был не менее тяжел. С каждой свечи, зажигаемой в домах и синагогах в субботние и праздничные вечера, взимался налог от 5 до 30 крейцеров. Если от мясного сбора можно было избавиться путем голодовки, то отказаться от религиозного обычая иллюминации набожная хасидская масса не могла. Тяжесть податей усугублялась тем, что они ежегодно в каждой общине отдавались в откуп кому-нибудь из богатых ее членов. Как агенты фиска эти откупщики властвовали в общинах, захватывали первые места в кагальном управлении и вносили туда дух полицейского произвола. Избирательный ценз определялся количеством субботних свечей, за которые член общины внес налог в кассу откупщика; это обеспечивало успех на выборах состоятельным людям, которые могли себе позволять субботнюю иллюминацию из 7— 11 свечей (требуемый законом минимум для права быть избранными в члены общинного правления). Откупщик налога, желая иметь в кагале побольше единомышленников, наделял излюбленных кандидатов наибольшим количеством «податных свечей», часто фиктивно, проводил их таким образом в правление и мог командовать общиною, как ему угодно. Так просачивался яд деспотизма из государственных правящих сфер в общинное самоуправление.