Система Бубера заключалась не в установлении определенных философских догматов религии, как у рационалиста Когена, а в возрождении религиозности в связи с идеологией сионизма. Полемика между Бубером и Когеном по поводу вышеупомянутой статьи последнего «Религия и сионизм» только углубила пропасть, которая отделяла старого миссиониста от нового духовного мессианиста. Коген, писавший свой ответ Буберу под угаром охватившего Германию военного патриотизма, еще резче подчеркнул в нем свой культ государственной нации, в особенности германской («Все германские умы являются пророками гуманности», — воскликнул он с пафосом, забыв о Лютере, Трейчке и Дюринге) и решительно отмежевался от еврейского национализма, даже духовного. Коген умер весною 1918 года, за полгода до крушения того германского национального государства, которое он так возвеличивал как родину высшей духовной и этической культуры. Он, к счастью, не дожил до возникновения гитлеровской Германии, в которой исчезли «пророки гуманности»: это разбило бы сердце благородного идеалиста. Его посмертный труд «Религия разума по источникам иудаизма» («Die Religion der Vernunft aus den Quellen des Judentums», 1919) должен был, по мысли автора, служить новым «Путеводителем блуждающих», но религиозная философия новокантианца была столь же далека от источников иудаизма, как аристотелевская философия Маймонида, и вдобавок сильно запоздала для поколения, воспитанного в духе научного эволюционизма.
Культурная борьба кипела в германском еврействе в годы, предшествовавшие мировой войне. Старый ассимилятор Людвиг Гейгер воевал с сионистами в редактируемой им берлинской «Allgemeine Zeitung des Judentums» и договорился до утверждения, что сионисты не заслуживают гражданских прав в Германии. В 1913 г. «Централферейн немецких граждан иудейского исповедания» принял резолюцию об исключении из союза тех членов, которые «отрицают немецкое национальное чувство и национально чувствуют себя только евреями». Даже умеренный Мартин Филиппсон в своей «Новейшей истории еврейского народа» назвал идею еврейской национальности «бессмыслицей» («ein Unding»). Колебания национальной идеологии замечались даже среди сионистов; многие полагали, что членом своей нации еврей может чувствовать себя только в Палестине, а в Германии он вправе ассимилироваться с господствующей нацией, культуру которой он усвоил. Известный экономист Франц Оппенгеймер развивал в официозе сионистской партии мысль, что для западных евреев обязательно лишь сознание еврейского происхождения (Stammesbewusstsein), а не национальное сознание (Volksbewusstsein), которое присуще только восточным евреям, ведущим еще национальную жизнь. Здесь смотрели как на чудаков на редактора «всееврейского» журнала «Фрейштатт» в Берлине, Фрица Кауфмана, и его сотрудников (Н. Бирнбаум и др.), которые с 1913 года пропагандировали в Германии идею голусного автономизма.
Натан Бирнбаум продолжал свою борьбу за еврейскую национальную политику и, в частности, за права идиша в Галиции и Буковине. Статьи его от этого времени (собранные в его «Ausgewahlte Schriften», том II, Черновиц, 1910) принадлежат к лучшим произведениям еврейской публицистики. Позже, однако, в годы войны, в этом вечном искателе истины произошел какой-то душевный перелом: он сделался строгим ортодоксом, активным членом раввинско-хасидской организации «Агудас Исраель». В своих новых писаниях («Gottes Volk», «Um die Ewikgeit», 1918-1920) он развивает мысль, что Израиль есть народ Божий, которого Бог «облагодетельствовал обилием законов» (выражение Талмуда), и, следовательно, истинный сын народа должен подчиниться строгой дисциплине Закона вплоть до исполнения мельчайших предписаний «Шулхан-аруха». И сам Бирнбаум, бывший «Ахер», показал пример такой субординации. Таким образом, он прошел все три стадии еврейского национализма: политическую (сионизм), культурную (автономизм) и религиозную, но в обратном порядке, ибо в историческом порядке ортодоксальная концепция «народа Божьего» предшествует более широким представлениям о духовной или культурной нации и современному политическому мессианству. В силу религиозной потребности Бубер пришел к хасидизму, а Бирнбаум к раввинизму, не считаясь с историческим фактом вырождения обеих систем. Оба решения вечной проблемы являются тут индивидуальными, а не национальными, ибо опыт истории доказал, что нельзя в век свободной мысли связывать целые поколения императивами абсолютной религиозности, эмоциональной или практической (ведь религиозная эмоция субъективна и относительна). Более реальную попытку примирения иудаизма с свободомыслием сделал либеральный берлинский раввин Лео Бек в своем трактате «Сущность иудаизма» («Das Wesen des Judentums», 1905). Эта книга является как бы ответом на апологию христианства Адольфа Гарнака («Das Wesen des
Christentums»). Бек доказывает, что иудаизм представляет собой «классическую религию дела», в отличие от христианства, романтической религии чувства.