В связи с проблемою национального воспитания становился все более актуальным вопрос о языке. Все, кроме ассимиляторов, сознавали необходимость реформы общеобразовательной школы для еврейских детей в том смысле, чтобы все предметы преподавались на родном языке учащихся. Спор шел только о том, какой язык признать родным: обиходный ли язык народных масс, идиш, третируемый противниками как жаргон, или древнееврейский язык, который нужно через школу сделать родным, оживить его и из литературного превратить снова в разговорный. Сионисты держались последнего взгляда: они вводили преподавание на древнееврейском языке, устраивали кружки говорящих по-древнееврейски («Сафа берура») и вообще стремились сионизировать диаспору, как бы готовя народ к исходу в Палестину. Народники требовали, чтобы детей обучали на их материнском языке; демократическая интеллигенция старалась говорить на идише в публичных собраниях и постепенно возвела его в ранг равноправного языка, успешно конкурирующего с русским. Спор между гебраистами и идишистами вышел далеко за пределы школьного вопроса и стал общей национально-культурной проблемой. Ведь язык наряду с территорией является главным устоем национальности, и те, которые не верили в возможность сделать еврейский народ территориальным в Палестине или другом месте, не могли не дорожить языком многих миллионов евреев, как политическим и культурным орудием и как могучим средством против ассимиляции.
Разгорелся спор языков. Обе стороны, гебраисты и идишисты, доходили до крайностей, а нередко и до публичных скандалов: в собраниях крикуны каждой партии требовали от ораторов, чтобы они говорили на признаваемом ею языке. Крайние гебраисты пустили в ход лозунг: «или по-древнееврейски, или по-русски» (Oi ivrith, oi russith), презирая «язык голуса» (на конференции русских сионистов в Гамбурге в 1909 г. докладчику не давали говорить на идише). С другой стороны, многие идишисты выражали свое презрение к «мертвому» древнееврейскому языку и даже его литературе, считая, что отныне только живой язык народных масс должен царить во всех областях жизни. В 1908 году идишисты, по инициативе Л. Переца и Н. Бирнбаума, созвали в буковинском городе Черновице конференцию для обсуждения вопроса о еврейском народном языке. В конференции участвовали, кроме названных инициаторов, известные писатели Шолом Аш, Номберг и Житловский. Радикалы идишизма, преимущественно представители Бунда, требовали признания народного языка единственным национальным языком, между тем как умеренные, в том числе и наиболее видные писатели, предлагали признать его только равноправным с древнееврейским языком. Одержало верх последнее мнение, и конференция приняла резолюцию о признании идиша одним из двух национальных языков («eine nationale Sprache», а не «die nationale Sprache»).
Русское правительство эпохи реакции с тревогою смотрело на рост национально-культурного движения в еврействе и пыталось остановить его, как оно это делало по отношению к однородным движениям украинскому и польскому. Министр Столыпин в циркуляре к губернаторам указывал, что культурно-просветительные общества инородцев содействуют пробуждению в них «узкого национально-политического самосознания» и ведут к «усилению национальной обособленности», а потому всякие общества украинцев и евреев, учрежденные с такою целью, должны быть запрещены. Летом 1911 года были закрыты по распоряжению правительства «Еврейское литературное общество» в Петербурге и все его 120 отделений в провинции, которые развили особенно интенсивную деятельность по устройству библиотек, курсов еврейского знания, публичных собраний и лекций. Однако погром, направленный против еврейской духовной культуры, не так скоро достиг цели, как обычные легальные и уличные погромы. Несмотря на все притеснения, культурная работа продолжалась в различных обществах и нелегальных кружках.
Продолжался и тот литературный ренессанс, который начался в России в конце XIX века и был лишь временно прерван бурею революции. Параллельно шло развитие еврейской литературы и прессы на русском и обоих еврейских языках. Общественное оживление сказалось в росте периодической печати. Наряду с крупными еженедельниками на русском языке («Новый восход», «Рассвет» и «Еврейский мир» в Петербурге) выходили ежедневные газеты на древнееврейском («Гацефира» и «Гацофе» в Варшаве и «Газман» в Вильне) и ежемесячник «Гашилоах» в Одессе. В это время впервые разрослась пресса на идише: «Фрайнд» в Петербурге, «Гайнт», «Момент» и другие ежедневные газеты в Варшаве, имевшие десятки тысяч читателей. Выдвинулся ряд талантливых публицистов, которые часто вопросы дня связывали с высшими проблемами еврейства. Еще откликался на эти вопросы Ахад-Гаам, который своим ясным, спокойным словом смирял буйство радикального политического сионизма, но в своем увлечении гебраизмом не был в такой же мере чуток к росту народной «идишистской» культуры и вообще к задачам голусного автономизма (его