Русско-еврейская литература того времени полна такими жалобами разочарованных интеллигентов. Не всегда это покаянное настроение приводило к положительным результатам. Одни, сроднившиеся с русскою культурою, не нашли уже пути возврата к еврейству и потонули в волне полной ассимиляции; другие, напротив, от полученного удара были отброшены далеко назад и провозгласили лозунг «Домой!», в смысле отречения от всяких стремлений к внутренним реформам. В значительной части еврейского общества перемена настроения вызвала определенный поворот в сторону национальной идеологии. Идея борьбы за национальное возрождение в самой России тогда еще не созрела; под впечатлением первых погромов спасение еврейства связывалось, главным образом, с идеей эмиграции. Сторонники американской эмиграции не без основания видели в ней начало создания нового, свободного центра диаспоры. В стихотворении «К сестре Рухаме», написанном после балтского погрома, поэт Л. Гордон обращается к «дочери Якова, изнасилованной сыном Хамора» (намек на Бытие, гл. 34, с игрою слов «бен-Хамор» — сын осла), с следующим призывом: «Встань, сестра, пойдем туда, где свет свободы сияет над всякой плотью, озаряет всякую душу, где дорог всякий, созданный по образу Божию, где человека не унижают за его народность и его Бога. Там не будут тебя грабить негодяи, там не будут над тобою ругаться, Рухама, сестра моя». Некоторые сторонники американской эмиграции мечтали о концентрации значительных масс в малонаселенных штатах, где впоследствии можно добиться широкой автономии[16]
.Наряду с этой идеей перемещения центров внутри диаспоры, родилась в муках погромной эпохи идея отрицания диаспоры во имя возрождения национального центра в Палестине. Первым идеологом нового «палестинофильства» был М. Л. Лилиенблюм, писатель-радикал, раньше выступавший с проповедью реформы иудаизма (том II, § 48). Уже осенью 1881 года появились в «Рассвете» статьи этого писателя, имевшие целью обосновать едва зародившуюся идею колонизации Палестины как задачу общенациональную. Лилиенблюм доказывал, что причина всех исторических бедствий еврейского народа в том, что он во всех странах чужой, инородный элемент, в целом не сливающийся с народом-хозяином данной территории; хозяин терпит своего жильца, пока это ему выгодно, а при малейшем неудобстве стремится выжить его. В средние века нас преследовали вследствие религиозного фанатизма, теперь начинают преследовать по мотивам национальным и экономическим, и эта «вторая глава нашей истории будет иметь еще не мало кровавых страниц». Положить конец еврейскому горю может только устранение его причины: нужно перестать быть чужими в разных странах и утвердиться в стране, где мы могли бы быть хозяевами. Такою страною по историческому праву является для нас древняя родина Палестина. «Мы должны стремиться к колонизации Палестины так, чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу и переселиться в близкую к ней страну наших предков, на которую мы имеем право».
Эти мысли, развитые с тою упрощенною логичностью аргументации, которая многим казалась неотразимою, вполне отвечали тогдашнему паническому настроению масс, готовившихся к исходу из нового Египта. В эмиграционных кружках, возникших в начале 1882 года, было немало сторонников палестинской колонизации; между «американцами» и «палестинцами» кипели идейные споры. Молодой поэт С. Фруг пропел следующий восторженный марш исхода, озаглавив его библейским эпиграфом: «Скажи сынам Израиля — пусть идут!» (Исход XIV, 15):