Рядом с маленьким ручьем палестинской колонизации эмиграция в Америку представлялась широким потоком, но это было движение стихийное, неорганизованное. Тут сказались последствия трусливого решения, принятого в Петербурге весною 1882 года съездом делегатов от еврейских общин. Отказавшись от создания центрального органа для урегулирования эмиграции, съезд оставил большое массовое движение на произвол стихий, которые неминуемо вели к катастрофам. Балтский погром вызвал новую вспышку панической эмиграции. Летом 1882 г. в пограничном галицийском городе Броды опять скопились два десятка тысяч беженцев, не имевших средств на переселение в Америку и ждавших помощи от еврейских организаций Западной Европы. Учрежденные в главных столицах Европы комитеты помощи занялись делом эвакуации Брод от бедствовавшей массы беженцев. В течение лета и осени эта работа была с трудом закончена; большая часть эмигрантов была отправлена в Соединенные Штаты Северной Америки, остальные же рассеялись по разным центрам Западной Европы. В следующий год, когда эпидемия уличных погромов пошла на убыль, сократились и размеры эмиграции (вместо 17 тысяч эмигрантов в 1882 г. было 7 тысяч в 1883 г.); но упрочившиеся затем систематические легальные погромы — сужение «черты оседлости» и другие ограничения — снова усилили эмиграцию, которая с тех пор постепенно возрастала: в трехлетие 1884-1886 гг. по 17-15 тысяч ежегодно, в трехлетие 1887-1889 гг. по 28-32 тысячи, а в 1891-1892 г. по 50-60 тысяч (дальше, § 29).
Эмиграция, отнимавшая только часть прироста еврейского населения в России, не разрешала, конечно, еврейской проблемы в стране исхода. Оставшиеся дома миллионы должны были думать, как бороться с рецидивом средневековья. Вся тяжесть этих забот легла на еврейскую интеллигенцию. Многие из ее представителей, еще надеявшиеся на скорую перемену политического курса, продолжали борьбу за эмансипацию и культурное обновление в России. Печатным органом этих прогрессистов был «Восход», выходивший в Петербурге в форме публицистического еженедельника и научно-литературного ежемесячника (от 1881 до 1905 г.). После прекращения двух русско-еврейских органов «Рассвета» и «Русского еврея» (выходили в Петербурге между 1879 и 1884 г.), «Восход» в течение многих лет был единственным выразителем мнений прогрессивной интеллигенции, стоявшей между ассимиляцией и национализмом и постепенно склонявшейся к последнему. Под гнетом русской цензуры журнал боролся против юдофобской реакции в правительстве и обществе и не раз подвергался цензурным карам. Он долго служил цитаделью, где в те черные годы укрепились последние зелоты прогресса. В ежемесячных книжках «Восхода» печаталось все лучшее из того, что могла дать еврейская мысль того времени в области литературы на русском языке. Здесь появились почти все лучшие стихотворения Фруга в пору расцвета его таланта, последние повести Леванды и Богрова, характерные для периода поздней ассимиляции социальные романы С. Ярошевского и противоположные им по тенденции рассказы Бен-Ами (М. Рабинович), где идеализировался старый хасидский быт. Здесь же помещались многочисленные исследования по еврейской истории, особенно в Польше и России[17]
. Публицистика «Восхода» еще долго не уступала старых позиций 70-х годов, которую защищали редакторы еженедельного издания (Адольф Ландау и д-р Самуил Грузенберг). Одесский публицист Менаше Моргулис, сподвижник рано умершего Оршанского (том II, § 48), стремился сочетать прежние идеалы русификации с еврейским «народничеством» («Вопрос еврейской жизни», 1889).Ближе к самобытной народной интеллигенции была журналистика на древнееврейском языке. Газета «Гамелиц» Цедербаума в Петербурге превратилась в орган палестинофилов, хотя в ней принимали участие и такие независимые писатели, как поэт Л. Гордон, несколько лет (1886-1889) редактировавший газету. «Гацефира» Нахума Соколовав Варшаве дольше сохранила свою беспартийную позицию и просвещала темную хасидскую массу Польши по части общеевропейской политики. Оба издания превратились из еженедельных в ежедневные после смелого опыта д-ра Льва