Партийно-государственная структура Рейха дополнялась всеохватывающей идеологической системой. В период консолидации фашистских режимов идеологическая машина выполняет чрезвычайно важную политическую роль. Формируя особый комплекс упрощенных, но ярких стереотипов, понятий-символов («единая родина», «единая историческая судьба», «единый вождь народа»), она унифицировала мировосприятие, создавая «общие святыни» и воспитывая ненависть к «общим врагам». Это позволяет фашизму не только заручиться массовой поддержкой в период прихода к власти, но и укрепить свою социальную базу в дальнейшем. Однако другие фашистские режимы продемонстрировали определенную эволюцию идеологической доктрины. Тема борьбы постепенно сменялась в ней темой солидарности и единства народа, фигура борца – фигурой труженика, росло значение традиционных ценностей – религиозной веры, семейных устоев. Идеологическая машина Третьего Рейха была в этом отношении уникальной. Она ориентировалась не на освящение и укрепление созданной системы (немецкого суверенного государства), а на подчеркивание ее временного, ограниченного характера. Перед обществом ставилась высшая, великая цель (новый мировой расовый порядок), цель, которой должны быть подчинены все усилия в экономической, политической, социальной, внешнеполитической сферах. Причем понимание высшей цели проецировалось и на представление об отдельном человеке. Главной задачей системы провозглашалось воспитание «новой личности» с особой социальной этикой и моралью, личности, жизнь которой всецело подчинена великим принципам, служению высшей истине. Именно это духовное строительство и должно было стать магистральной линией развития национал-социалистического «нового порядка».
Ожесточенная борьба за умы и сердца людей превращала национал-социализм в непримиримого противника любых иных идейно-политических концепций. Борьба за монополию духовного влияния становилась для нацизма жизненно важной. Либеральные ценности вызывали презрение нацистов как ослабляющие, разрушающие человеческую личность, растлевающие ее или уводящие в ложный мир фальшивых добродетелей. Столь же несовместимым оказался нацизм и с христианским мировоззрением. В отличие от очевидного тяготения итальянского, австрийского, испано-португалького фашизма к солидаристским идеям, выдвигавшимся Римско-католической церковью в начале XX в., национал-социалистическая партия никогда не испытывала влияния католицизма. После прихода к власти руководство НСДАП согласилось из тактических соображений на сотрудничество с Церковью. 20 июля 1933 г. был заключен конкордат с Ватиканом, гарантирующим, с одной стороны, неприкосновенность католической веры и прав католиков при новом режиме и верность католического клира интересам Рейха и немецкого народа – с другой. Однако в дальнейшем христианские конфессии стали подвергаться все более жестким ограничениям. Протестантская евангелическая церковь была фактически подчинена государству. На базе лютеранского крыла немецкого протестантизма было сформировано реформаторское церковное движение «Немецкие христиане», выступающее за нацификацию церкви. Католические священники и прихожане становились объектом открытых репрессий. Непримиримое отношение нацистов к возможности клерикализации режима и их агрессивность в отношении христианства в конечном счете вынудило Ватикан пересмотреть позитивное отношение не только к национал-социализму, но и к фашизму вообще. Сами же нацисты отнюдь не были склонны отождествлять собственную идеологию с фашистской. Й. Геббельс красноречиво утверждал: «Фашизм ничем не похож на национал-социализм. В то время как последний идет корнями вовнутрь, фашизм есть только поверхностное явление». То же подчеркивал и Г. Гиммлер: «Фашизм и национал-социализм – это два глубоко различных явления… Абсолютно не может быть сравнения между ними, как между духовными, идеологическими движениями». Фашизм рассматривался нацистами как потенциальный партнер в противостоянии с либерально-демократической системой, но не более. Другое идейно-политическое движение авторитарного толка – большевизм – являлось для нацистов не менее ненавистным противником, чем католицизм. Это противостояние на первый взгляд диктовалось расхождением идейных доктрин, столь важных для функционирования тоталитарного механизма – непримиримым столкновением национализма и интернационализма, мистицизма и атеизма, надклассового солидаризма и пролетарской классовости. Но за борьбой идей скрывалась еще более важная причина несовместимости, связанная именно с генетической родственностью обеих систем. Ее точно охарактеризовал Ф. Хайек: «Национал-социализм и большевизм боролись за людей с определенным, схожим типом сознания и ненавидели друг друга, как ненавидят еретиков».