— Надо сходить в кооператив, чтобы… — начал было Пантелимон, но вдруг осекся. Прижав локоть к боку, он почувствовал, что сумки под пиджаком нет, и мгновенно вспомнил, как утром он одевался ощупью, стараясь сделать это бесшумно, как снял с себя сумку и сунул ее под подушку. Как он быстро оделся и убежал тайком, словно вор, как рванул калитку и помчался со всех ног… а сумка осталась спокойно лежать под подушкой, ожидая, чтобы ее кто-нибудь обнаружил и вынул из нее деньги, от которых оттопыривались ее блестящие бока. Пантелимон побледнел, бессильно опустился на край яслей и выронил портфель из рук. Люди подскочили, чтобы поддержать заготовителя, бычок уставился на него своими голубыми влажными и кроткими глазами…
В это время послышался стук в ворота. Георге Мафтей вышел, но быстро вернулся.
— Вас просят зайти в сельсовет, — сказал он Пантелимону.
Заготовитель встал, кто-то подал ему портфель, на который он взглянул удивленно, как на чужую вещь.
Люди беспокойно смотрели ему вслед. Мафтей хотел спросить, как же быть с бычком, но, увидев побледневшее лицо Пантелимона, смолчал. Пантелимон уже ничего не соображал. Ему хотелось плакать навзрыд, колотить себя кулаками по голове не из-за денег: деньги сразу потеряли свое значение, — а за свои поступки, за все тревоги и мучения прошлой ночи и многих предыдущих ночей, за все то, чего он не мог понять в этих людях. Он видит дом, комнату, кровать, на которой спал, подушку ослепительной белизны, а под ней сумку, отполированную его одеждой, согретую его теплом; и две больших шершавых руки берут сумку, открывают ее, вынимают деньги и затем выбрасывают ее в какую-нибудь яму, или в колодец, или в реку; и больше никогда он ее не увидит! Никогда!..
Он добрался до сельсовета, а когда вошел в помещение, то остолбенел: возле печи, где ярко пылал огонь, стояла худощавая женщина, хозяйка дома, в котором он ночевал, и сверлила его взглядом из-под насупленных бровей. Она разговаривала со Стратулатом, который держал в руках сумку, его сумку с обмотанным вокруг нее ремешком.
— Доброе утро, — сказала женщина тоненьким голоском, но Пантелимон ее не слышал. Он даже не смотрел на нее; он не мог оторвать глаз от рук Стратулата, который переворачивал сумку то на одну, то на другую сторону.
— Вы так поспешно убежали, — я подумала, что у вас срочное дело, — продолжала женщина. — А когда стала убирать постель, нашла сумку под подушкой, — кивнула она в сторону сумки. — Я и говорю себе: «Видать, очень уж спешил, раз даже забыл свою сумку…»
Пантелимон вздрогнул. Последние слова заставили его повернуться к женщине. Он начал слышать, видеть, начал понимать, что это его сумка, что она пришла за ним, нашла его, и он может ее взять. Он протянул руки.
— Пожалуйста, получайте свой кооператив, — пошутил, слегка улыбнувшись, Стратулат.
Пантелимон взял сумку, почувствовал ее теплоту, и лицо его порозовело.
— …и я подумала, — торопливо продолжала женщина, — верно, в ней важные документы; ежели он так торопился, то надо ему отнести сумку. Жаль, что вы не остались. Мой муж как раз зарезал петуха. Он давно говорил мне: «Пойду да пойду», — да я все не пускала его в такую рань. «Подожди, — говорю я ему, — покамест рассветет». А как зарежет петуха, он хотел сбегать к свекру Гицэ Лепэдат да позвать его к нам, чтобы он поговорил с вами о своем бычке. Но, ежели вы убежали так рано… что ж, петух останется на обед… Может, вы опять заглянете к нам…
Пантелимон слушает и не верит своим ушам. Он разматывает потихоньку ремешок, открывает маленькие блестящие застежки и вынимает из сумки шуршащие бумажки.
— А!.. деньги!.. — удивилась женщина с радостью во взгляде. — А я-то думала, что вы документы держите в такой потайной сумке. Вот хорошо, что я вам их принесла. Вы бы очень переживали из-за них.
Заготовитель с удивлением смотрел на женщину, на Стратулата, на кожаную сумку, которую он держал в руках, и вдруг все понял. Светлое и теплое чувство охватило его. Ему хотелось пожать руки всем этим людям, хотелось их обнять, расцеловать, но воспоминания прошлой ночи заставили его опустить глаза, и густая краска стыда залила его лицо.
АЛ. ИВАН ГИЛИЯ
БРАТЬЯ ХУЦУЛЯ
Пять с лишним лет прошло после того ужасного случая, который вырвал Иона Хуцулю из привычной колеи крестьянской жизни и чуть было не вычеркнул из списка живых. И вот Ион возвращался в родное село.
За этот срок он многое испытал, многое узнал, сталкивался с людьми; с одними он враждовал и боролся, с другими сблизился, — одним словом, он столкнулся с жизнью, как река сталкивается с берегом, расширяя свое русло, пробивая себе путь вперед.